Поэтому вскоре мысли о Раване стали не давать ей покоя. Сита вспоминала дни, проведённые в плену в его дворце, вспоминала, как она, не раздумывая ни мгновения, последовала за ним в лесу, когда он её похитил. Она удивлялась сама себе, воскрешая в памяти их ночную поездку на колеснице, посреди грохочущей битвы, когда что-то внутри неё упорно не хотело с ним расставаться. И к тому же, зачем в тот день она всё-таки с такой тоской нарисовала его портрет на своём веере?.. Что если всё это было не чарами ракшаса, а чем-то большим?..
Чем дольше Сита жила во дворце царя демонов, тем более открывался он для неё с других, неожиданных сторон. Из-под образа чудовища, нарисованного воображением испуганных жителей Айодхьи, со временем стал проступать облик благородного воина, великого государя и способного к сочувствию существа. Да, Раван не был человеком, но и люди иной раз бывают более жестокими, чем демоны…
Повелитель Ланки был красив, как палящее солнце или огненный факел. Не у каждого хватало сил поднять на него глаза и вынести сияние этой причиняющей боль красоты… Множество очаровательных жён его питали к своему государю подлинную страсть и готовы были следовать за ним на край света. Правду говорила Мандодари. Ему не было нужды похищать их или принуждать.
Дворец Равана был храмом радости жизни и искусства. Сам царь ракшасов божественно играл на вине. Так, что разбивались сердца у богов, людей и демонов во всей Вселенной. Откуда в этой игре, в этом то чуть внятном, то неистовом прикосновении к струнам было столько трогающей души печали?.. Какую скорбь должно было пережить демоническое существо, чтобы исторгать из глаз слушателей слёзы, а из груди сдавленные вздохи? Знал ли это хоть кто-нибудь в мире?..
Не только наслаждения привлекали царя ракшасов. Не было ему равных и в знании Вед, суровых аскезах и благочестии. Недаром он получил от богов в дар неуязвимость в битвах и великую силу. Как сочетались в нём неукротимая страсть, чёрное пламя разрушения и глубокая вера и религиозные подвиги праведного аскета? Раван был весь соткан из противоречий. Как он и сказал Сите, он был текучей водой, истинного облика которой никто не знал…
За свою долгую и плодотворную жизнь демон весьма преуспел и в науках. Он изучил медицину и стал искусным лекарем, которому были известны все секреты человеческого тела. Он долго наблюдал за небом, усыпанным мириадами звёзд, чтобы постичь движения светил и законы мироздания. Овладел Раван и несколькими языками и писал на них научные трактаты. Казалось, вся мудрость учёных мужей нашла себе пристанище под этим высоким и величественном лбом…
А между тем, он был также великим и искусным государем. Его народ никогда не жил в бедности. Самый простой житель Ланки имел в доме золотую посуду и никогда не знал ни в чём недостатка. Отважно и умело Раван защищал свои владения от всех диких племён, обитавших вокруг волшебной Ланки, и не желавших простить дивному городу его пышного расцвета и взлёта.
Был он государем и воином, жрецом и учёным. Но эти статусы ничего не определяли в нём. Он был Раваном. Ракшасом с вечно изменчивым обликом. Живой загадкой. И Сита не могла себе даже представить, что таилось за этими бездонными зрачками и непроницаемым лицом, выражения на котором сменялись, как падающие листья в осеннем саду…
Но ей очень хотелось бы это узнать. Обстоятельства, при которых они встретились, были совсем другими, чем те, что свели её с Рамой. Тогда всё было понятно и просто. Она должна была любить мужа, ибо ей было так велено. Здесь не оставалось места никакой тайне или недосказанности. С Раваном же царевна ощутила, что любовные мечтания могут быть чем-то странным, пугающим, приходящим внезапно, но таким властным и непреодолимым… Всё было против этого нового чувства с самого начала. И всё же, оно зачем-то зародилось, уже, наверное, там, в лесу, когда переодетый брахманом приказал он ей следовать за собой при помощи одного бесконечно зовущего в другой мир взгляда…
Понемногу Сита всё смелее стала грезить об этом чёрном солнце, осветившем её беспросветное отчаяние. Она всё ещё страшилась и стеснялась своих мечтаний. Ведь то были мысли о запретной и невозможной страсти. Настоящее, как всегда, пришедшее не к месту, любовное чувство. Не простое и предписанное, а окружённое препятствиями и невозможное… Но долгими ночами она держала у себя на груди веер с портретом Равана и застенчиво улыбалась ему в темноте…
8