С утра до вечера бесцельно бродила она по комнатам, подавленная и растерянная. Ей не хотелось вернуться к своим прежним занятиям. Они больше не доставляли радости. Кроме того, она ощущала, что жажда видеть Раму тоже понемногу стала угасать в ней… Так неужели её жизнь кончена?..
В один из таких печальных и тихих вечеров дворцовая служанка сказала своей погружённой в задумчивость госпоже:
- Тебе так повезло, царевна! Ты видела самого царя ракшасов. Говорят, он одновременно и прекрасен, и столь же ужасен. Ты умеешь искусно рисовать. Отчего бы тебе не изобразить для меня, каков он был? Мне так интересно было бы увидеть! Покажи, как он злился или улыбался.
Пробудившаяся от своих дум Сита взволнованно отвечала:
- Ох, мне не нравится такая забава! Не стоит мне думать о царе ракшасов! Все и так винят и преследуют меня за это…
- Ну прошу тебя! – не унималась девушка. – Ведь мы никому не покажем. А я только одним глазком хочу взглянуть на этого диковинного государя.
Сита нерешительно потеребила кончик сари. В предложении служанки было нечто соблазнительное. Неужто это опять начинают действовать чары демонов?
А неугомонная девушка уже принесла кисть с красками. Царевна взяла свой веер и принялась делать набросок портрета своего похитителя[5]. Она часто останавливалась и бесцельно смотрела вдаль перед собой. Но в это время мысленным взором она созерцала облик Равана… Она вспоминала, как горели огнём благородства его чёрные, как тысяча ночей, глаза, когда он называл народ Рамы чудовищами. Вспоминала его трепещущие от гнева ноздри, его величественный силуэт на колеснице, несущейся сквозь грохот битвы. Наконец, она снова как будто ощутила тепло его руки. Тепло, утраченное в ту минуту, когда она покинула его ради возвращения домой…
И вот из-под кисти заблистал этот гневный взор, выступил чувственный рот, зовущий к тайнам наслаждений, брызнули на веер развевающиеся на ветру волосы и сверкающие, золотые доспехи.
Служанка стояла поражённая, слегка прикрыв рот рукой. И сама Сита застыла перед этим серьёзным и гордым лицом, которое она когда-то видела так близко.
Сгустились ночные сумерки. Царевна опустилась на своё ложе, не выпуская из рук веер, который теперь был украшен превосходным портретом Равана. Лёжа в надвигавшейся тьме, она всё ещё смутно различала черты ракшаса на изображении. И глаза его, казалось, безмолвно спрашивали её, не сожалеет ли она о своём выборе. Невыносимая тоска хлынула в сердце Ситы. Она почувствовала себя едва ли не более одинокой и несчастной, чем была в плену у демонов… Так и заснула она, не выпуская из рук веер с демоническим ликом… Будто он служил ей утешением и придавал силы жить дальше…
Наутро ослепительный свет ворвался в тень её ресниц. Молодая женщина с трудом открыла глаза, и в солнечных лучах увидела стройный и прекрасный силуэт своего мужа.
- Ты уверяла меня, что нечестивый царь ракшасов не прикасался к тебе, что ты вовсе не грезила о нём! – услышала она резкий, полный осуждения голос. – И что я вижу? Моя супруга спит, заботливо храня на груди веер с портретом этого чудовища! Правы были жители нашего города. Женщина, вошедшая в чужой дом, не выйдет оттуда, сохранив свою добродетель. Отвезите её обратно в лес! Лишь изгнания достойна неверная жена в этом мире…
6
Не видя ничего перед собой, снова брела Сита по дикому лесу. Слёзы больше не застилали ей глаза, теперь её глаза были сухими. Одежды её изорвались от долгих блужданий, волосы спутались, а нежное лицо стало грязным. Её чувствительные ножки были изранены острыми камнями…
Ночь царила в душе бедной изгнанной царевны. Она лишилась всего в этой жизни: возлюбленного, дома, своего доброго имени. Невольно Сита спрашивала себя, не была ли она вправду виновна перед мужем? Не думала ли она о Раване с большим волнением, чем следовало верной и скромной супруге?.. Но даже, если это и было правдой, она и в мыслях не способна была на измену Раме, когда томилась в плену у ракшасов. И всё же, демон оказался прав. Её ждало только горе и презрение, несмотря на то что она никак не согрешила против людей… И в душе Сита не могла побороть обиды и негодования против своего супруга и жителей Айодхьи, которые так жестоко поступили со слабой, ни в чём неповинной женщиной.