к, штанов, ватников вздыбились, поползли в стороны, словно огромные, отвратительные насекомые из прежде сцепленного, а теперь быстро распадающегося серо-чёрного, многолапого клубка. В тусклом свете подвальной лампы это сходство с насекомыми было так велико, что Дмитрий Иванович остановился и невольно попятился назад, машинально перебирая ногами, словно готовясь давить ползущих к нему хитиновых тварей. Но вот куча окончательно рассыпалась - и увидел Дмитрий Иванович человека в рваном и потёртом синем комбинезоне, что лежал посреди разбросанных тряпок, хрипел, плевался и отчаянно колотил руками по глухому бетонному полу. - Великий! - завопил Фёдор и... Дмитрий Иванович в крайнем удивлении обернулся. ...упал на колени. - Муда! - прошипел человек и попытался приподняться, перевернувшись на бок, но потерял равновесия и снова упал на спину. И застонал, тяжело и жалобно, так, как будто на спине у него была рана или позвоночник был повреждён. "Он не может встать!" понял Дмитрий Иванович. "Ему даже приподняться трудно. Он ходить не может... У него что-то с ногами? Или с позвоночником?" - Мудак! - человек, наконец, протолкнул ругательство сквозь сведённое болевой спазмой горло и, продолжая лежать на спине, пальцем поманил... "Нет, не меня, конечно" догадался Дмитрий Иванович. ...побелевшего от страха Фёдора. - Я не виноват, - шептал затрясшийся Фёдор. - Я глуп! Пожалей меня! "Иди" шептал человек. "Иди..." Дмитрий Иванович, будто завороженный, неотрывно, даже на миг не отводя глаз, смотрел на этого человека. Облик его был жалок и ужасен одновременно. Мертвенно-белая кожа, впавшие щёки, выпирающие треугольники скул, угольно чёрные-глаза - казалось, это не лицо, а череп, череп белой, иссушенной кости. Длинные, тонкие пальцы с отросшими сантиметра на два серыми ногтями непрестанно дрожали, дёргались, царапая пол и вычерчивая извилистые полосы в подвальной пыли. А когда он говорил... или стонал - рот его становился тёмным провалом, появляющимся и исчезающим вновь, отчего сходство лица с белым черепом становилось особенно пугающим. И в то же время... Он был настолько несчастен и беспомощен... "Или кажется таким?" ...что страх исчезал, и хотелось сделать... ну хоть что-нибудь... нет, прикоснуться всё-таки трудно, просто позвонить в "скорую"... "Как же, приедут они за бомжом!" ...или купить какое-нибудь лекарство. Но он так грязен! Комбинезон, кажется, бывший строительный, измазан так, что местами и цвет не разберёшь, и на нём... Какие-то бурые пятна... Бурые пятна? "Кровь?!" - Помоги, - прошептал человек. Фёдор стоял рядом с ним, согнувшись и замерев в поклоне. - Помоги мне подняться. У меня всё затекло... Проклятое тело! Проклятое! Мне трудно дышать, давит грудь... Человек закашлял и выкрикнул сквозь кашель: - Не оставляй меня надолго! Не бросай меня! Мне нельзя так долго лежать на спине! Я могу задохнуться! Мразь! Урод! Он взмахнул руками, словно пытаясь зацепить в воздухе какую-то невидимую опору. - Не смей бросать меня! И снова перешёл на шёпот: - Запомни - без меня ты никто. Никто... Система жизнеобеспечения повреждена, я долго не протяну... Не дай мне умереть, не дай мне остаться здесь! Где мешок? Помоги мне сесть. Я хочу сидеть там, у стены. Там труба, она так приятно гудит... Где мешок? Пора лететь! - У нас гость, - шепнул Фёдор и, подсунув руки под спину, бережно приподнял человека. И Дмитрию Ивановичу показалось, что голова подвального врача еле качается, словно еле держится на тоненькой, из слабых жилок сплетённой шее. - Гость! Ой, больно... - Терпите, Великий, - шептал Фёдор, осторожно подтаскивая врача к оштукатуренной подвальной перегородке, рядом с которой выступал из пола чёрный чугунный цилиндр водопроводной трубы. - Ещё пару шагов... Так, чтобы спиной прислониться, чтобы удобно было... Терпите, господин мой, терпите... Вы не бросите меня... Простите меня, простите... Вот так, вот так... "Как он любит его!" с удивлением отметил Дмитрий Иванович. "Какое уважение оказывает... Ведь не шутка же это? Не ирония? Не разыгрывают меня? Нет, всё серьёзно, всё так по-настоящему. Как он осторожно сажает его, и кланяется при этом... Невероятно! Кто же этот врач? Почему он живёт в подвале? Почему он лежит на полу, заваленный кучей зловонного тряпья? И что же случилось с ним?" - Гость? - спросил врач, едва Фёдор помог ему устроиться у стены. И махнул рукой, подзывая Дмитрия Ивановича. - Гость, гость, -поспешно подтвердил Фёдор. - Очень больной, очень несчастный человек. Он так страдает, Великий, так страдает! И сердце болит, и лёгкие... Сам слышал - он кашляет, кашляет! Его надо лечить! "Как будто запах уже не такой омерзительный" подумал Дмитрий Иванович, медленно, шаг за шагом приближаясь к врачу. "Или я уже принюхался?" Врач, видимо, раздражённый нерешительностью и медлительностью гостя, махнул рукой сильнее и застонал от боли. - Великий, он подойдёт, - забормотал Фёдор. И заметался по подвалу, собирая разбросанные тряпки, снова складывая из них подобие ложа. Дмитрий Иванович остановился в шаге от врача и замер, совершенно не представляя, что же делать дальше. Он стоял и слушал невнятное бормотание снующего по подвалу Фёдора и тяжёлое дыхание врача. И чувствовал, враз истончавшей кожей чувствовал (не мог видеть, потому что опустил глаза и смотрел лишь на пол), что странный врач буквально буравит его застывшими, недвижными глазами. Будто вгоняя два холодных стальных сверла под кожу. "Вот сразу было понятно - не так здесь всё, совсем не так. Какая уж помощь? Не убил бы..." На третьей минуте молчания Дмитрий Иванович откашлялся и только захотел что-то сказать... "Меня пригласили..." - Помогу, - прохрипел врач. - Я видел тебя... Насквозь? - Это что? - переспросил неуверенно Дмитрий Иванович. - Метафора такая? - Какие ты слова мудрые знаешь! Врач улыбнулся и почему-то погрозил Дмитрий Ивановичу длинным указательным пальцем с чёрным обкусанным ногтем. - А я вот таких слов не знаю... Врач вздохнул и совершенно неожиданно сорвался на крик: - Какая, на хрен, метафора?! Издеваешься, гад?! Я тебя насквозь вижу, в самом прямом смысле - насквозь. Всё твоё дерьмо, всю харкоту и мокроту твою, все твои болячки - насквозь, насквозь, насквозь! Дмитрий Иванович отшатнулся и вытер со лба проступивший ледяной пот. "Точно - лечить пора! Его! Свихнулся, ясно же видно - свихнулся в подвале своём. Ещё бы - в такой грязи жить и неухоженности..." - Стой! - решительно скомандовал подвальный врач и вытянул вперёд правую руку, развернув её ладонью к изрядно перепуганному Дмитрий Ивановичу. - Что? - осипшим голосом спросил Дмитрий Иванович и с каким-то странным чувством (смесью страха и облегчения) ощутил тёплую, длинную волну, что в один миг прошла по его телу от пяток до макушки. "Лечит" шепнул Фёдор, незаметно подобравшись сзади к Дмитрию Ивановичу. "Точно говорю - лечит..." - Диагноз ясен! Голос подвального врача стал вдруг звонким и чистым, слова он бросал отрывисто и быстро, будто входил в особое, самому ему неподвластное состояние и потому боялся утратить контроль за собственной речью. - Лечить! Лечить! Три минуты - не больше! Мне ясно, где прячется боль. Я знаю, где она! Найдено место! Он остановился на секунду и тут же выдал, уверенно и чётко: - Воспаление синей полусферы пятого желудочка сознания Аткамы! - Воистину! - завопил Фёдор и упал на колени. "Да у меня нет такого" мысленно ответил Дмитрий Иванович. "И сознания такого нет..." И тут же почувствовал, как вслед за первой, тёплой волной, пошла вторая - короткая и жгуче-огненная. Будто языки пламени мгновенно лизнули кожу и тут же отступили прочь. "Но ведь действует!" возразил ему непонятно откуда появившийся и дотоле ни разу ещё не звучавший (низкий почти до баса) и как будто даже не ему принадлежащий внутренний голос. "Не всё ли тебе равно, как он это называет? Не всё ли тебе равно, что он при этом делает? Да и откуда тебе знать, что нет у тебя синей полусферы? Может быть, и есть? Есть, но только ты об этом ничего не знаешь, потому что не объяснили тебе в своё время, не рассказали правду о твоём теле. А на самом деле там есть такое! О, такое!" Дмитрий Иванович услышал сбивчивое, свистящее бормотание. Он увидел, что лицо врача стало вдруг наливаться травянисто-зелёным, густеющим цветом, кожа на щеках как будто вздулась пузырями, губы кривились в быстром, лихорадочном шёпоте: "Свет выше чем дом... Каждый человек имеет право на пять сознаний: сознание Ленгуса - для своего мира... цвет его - землистый, глинистый, травяной, облачный, солнечный... наслаждение, отчёт, ответ, страх, радость, цветы, дорога, дом, дерево, луч, смех, свет... Сознание Мернеса - для угадывания брошенной кости, цвет его - закат, тучи над крышами, капли на лету, иногда - серебро... предупреждение, предугадывание, предсказание... Сознание Аткамы - для созерцания небес... цвет его - глаза над нами, чаша, полночь без исхода... звёзды слетаются к фонарям, вода льётся через края водопадов, цветочные крылья, кожа, нектар, стихающий ветер, потрескивают мачты, терракота, песчаные города, режется мрамор, смыкаются своды, бирюза в доломитовой чаше, пьётся легкий янтарь... Сознание Энго - чёрный ход... недостижимо, непредставимо... не дано! Нет цвета, нет ничего... Только ничего, и кто может - видеть, ощутить, вдохнуть, стать - тот уходит чёрным ходом, ни вве