Когда мы добрались до Эреса, он помог мне выйти из лодки.
— Боюсь, я обидел тебя, моя госпожа, — пробормотал он, опустив глаза, чтобы я могла полюбоваться его блестящими черными ресницами, тень от которых упала на загорелые щеки.
— Вовсе нет, — сказала я.
— Я бы скорее умер, чем обидел тебя.
— Не предлагай с такой легкостью умереть. Смерть и без того не заставляет себя ждать.
Фаон упал на колени и поцеловал край моего хитона.
— Встань, пожалуйста, — попросила я.
— Не могу. Я хочу быть твоим рабом, — сказал он — Клейми меня, закуй меня в цепи, повелевай мной, Я хочу одного — служить тебе. Моя жизнь бессмысленна, если я не служу тебе.
— Встань, Фаон. Я ненавижу такие речи, — сказала я. — Единственного раба, который у меня был, я освободила. Других рабов мне не нужно.
— Тогда, может быть, ты когда-нибудь сумеешь полюбить меня? — спросил он, вскакивая на ноги.
Он возвышался надо мной. Его мускулистые руки были покрыты загаром от работы на воде. Когда он улыбнулся, мне показалось, что маленькие морщинки в уголках его рта улыбаются сами по себе.
Он обнял меня своими сильными руками и снова погладил мою спину. Пламя под моей кожей становилось все горячее. Мои глаза заблестели. Мои пальцы дрожали. В моих ушах стоял гул, будто туда залетел пчелиный рой. Из-под мышек у меня струился пот. Я хотела сказать «нет», но не могла произнести ни слова. От его прикосновения я онемела. Я дрожала, словно от холода, и одновременно вся горела. Зеленее травы? Нет. Но всякая логика исчезла. У меня словно с корнем вырвали язык.
«А почему бы и нет?» — вопрошала моя вагина.
И никакой другой орган не мог опровергнуть ее!
Так это и началось. Он прокрался в мою жизнь. Я думала, что сыта любовью, сыта по горло, до тошноты, но это прекрасное юное существо привнесло в мою жизнь свежесть и беззаботность, которые, как мне казалось, я уже навсегда потеряла. После смерти матери я и сама хотела умереть. Фаон отогнал эту тучу.
Он переписывал мои песни, рубил дрова, возил меня туда-сюда. Он подрезал оливковые деревья и виноградные лозы на моих полях. Он помогал мне, делая это с радостью. И он грел мою постель. Ах, как он грел мою постель!
Хотите поговорить об этом? Все любовники разные и все любовники одинаковые. Этот человек знал свою власть и умел ею пользоваться. Он смог бы соблазнить саму Афродиту! Может, он это и сделал! Он был не Алкей, но обладал собственной притягательностью — притягательностью юности. Если он лгал или лукавил, то делал это умело. Но в нем было что-то такое, с чем я не сталкивалась прежде. Разве что в девах. В нем было самое сильное упоение — упоение молодости. Его кожа мягкостью не уступала коже моего внука. Волосы сияли, как грива молодого кентавра. Узнав Фаона, я поняла, чем брал женщин Зевс. Благодаря Фаону я поняла, почему Афродита влюбилась в Адониса. Да я и чувствовала себя как Афродита с Адонисом. «Разорвите на себе одежды, о девы, оплачьте Адониса!» Фаон был так прекрасен, что я плакала.
И потом, нельзя было сбрасывать со счетов его потенции. Двадцатилетний мальчик никогда не устает. Его фаллос извергается и тут же наполняется снова. Его фаллос встает, опадает и встает опять, а ты и глазом не успеваешь моргнуть. Неудивительно, что даже Алкей любил хорошеньких мальчиков. Я начинала понимать, что в них притягательного.
ЗЕВС: Ну, видишь? Наконец-то мудрость нисходит на нашу героиню.
АФРОДИТА: Ты считаешь, что мудрость нисходит перед падением. Но она еще удивит тебя!
ЗЕВС: Никогда! Не с этим мальчиком и его неутомимым членом. Ха! Даже самые умные женщины дуреют от любви!
АФРОДИТА: Ты еще увидишь!
25. Завяжи мне дитя
Пока дышу,
Любить я буду…
И даже после.
Была ли я счастлива с Фаоном? Вероятно, я не столько была счастлива, сколько отвлеклась от моей скорби. А он постарался стать незаменимым для меня. Переписывание моих песен — это было самое малое. Он и в самом деле стал моим добровольным рабом. Он взял на себя все то в моей жизни, что мне самой невыносимо было делать: спорил с Хараксом о моей доле в урожае винограда, защищал меня от Родопис, когда она пыталась вывезти мебель, принадлежавшую моей матери и деду с бабкой, возил моих учениц вокруг острова, отправлял их домой, имел дело с их родителями от моего имени. Он облегчил мою жизнь. Он просто избаловал меня.
— Если ты когда-нибудь оставишь меня, как же я буду выживать? — шутя спрашивала я Фаона.
Но в каждой шутке есть доля правды.
Я продолжала навещать Клеиду и старалась помириться с ней. Это было мое сокровенное желание.