— Скоро я стану больше, чем сама Сапфо, — шутила она, беря у меня уроки.
— Праксиноя, ты станешь свободной, как только этого пожелаешь. Я не могу и не стану тебя удерживать, хотя и буду по тебе ужасно тосковать.
— Давай сначала встретимся с Родопис, — сказала она. — Но когда придет время, я напомню тебе о твоем обещании.
Но встретиться с Родопис оказалось не так-то просто. Она жила в громадном дворце, охраняемом стражниками и похожем на склад не меньше, чем на жилье. Попасть туда посторонним было трудно. Рядом с домом стояла мельница, куда рабы приходили покупать муку для своих господ. Попасть на мельницу оказалось проще — в особенности в ранние утренние часы.
На следующее утро мы с Праксиноей вошли туда, делая вид, что хотим купить муку.
В воздухе висела белая мучная пыль, а жернова производили тупой скрежещущий звук. В облаках пыли я увидела шесть сутулых существ — не мужчин, не женщин, не людей, не животных. На них были хомуты, и они ходили по кругу, вращая жернова. Я остановилась, чтобы посмотреть на эти достойные жалости изнуренные существа. И вдруг один из этих бедняг поднял голову и крикнул:
— Сапфо!
Стоявший рядом человек с бичом размахнулся и ударил несчастного по плечу. Теперь на его белой согбенной спине появилась кроваво-красная полоса.
— Сапфо! — снова крикнул человек, словно не чувствуя боли.
Я побежала к нему, и кончик бича задел мою щеку, вырвав кусочек моей собственной плоти. Кровь смешалась с мукой на его спине и на полу. Щека у меня горела, но я от этого лишь сильнее вознегодовала, наблюдая такое бесчинство. Человек с бичом был готов ударить еще раз.
Тут я посмотрела на выбеленного бедолагу с окровавленной спиной и поняла, что это мой брат Ларих. Он смотрел с такой печалью, что у меня защемило сердце. Человек с бичом снова поднял руку для удара.
— Вон отсюда! — закричал он.
Праксиноя что было сил поволокла меня прочь.
— Мы не можем оставить здесь Лариха, — сказала я.
— Мы не можем освободить его сейчас, — возразила она.
— Ларих, мы вернемся за тобой! — крикнула я.
— Если я еще буду жив, — пробормотал брат.
Он продолжил крутить мельничные жернова, а его кровь орошала белый от муки пол. Человек с бичом ударил его еще раз, и мне показалось, будто бич прошелся но моей спине. Я, словно пьяная, последовала за Праксиноей на воздух.
Неподалеку от гавани практиковал молодой египетский врач, он оказывал услуги заезжим грекам. Звали его Сенмут. Когда он наложил мне шов на щеку, я спросила, не знает ли он моих братьев Харакса и Лариха, а еще куртизанку Родопис, ранее известную под именем Дориха.
— Так они твои братья? — переспросил Сенмут. — Прими мои соболезнования.
— А что они сделали?
— То же, что и многие мужчины до них. Они прибыли сюда с мужем их сестры, чтобы продавать вино их людной земли. Поначалу они процветали. В Навкратисе, как ты можешь догадаться, пьют много вина. Потом они стали посещать городские бордели и попали под чары Родопис, которая тогда еще была рабыней Ксанфа. Она умоляла их купить ей свободу, она даже поклялась, что если они заплатят определенную сумму Ксанфу, то оба смогут владеть ею, а больше она не будет принадлежать никому. Они попались на эту старую как мир уловку. Здесь, в Навкратисе, эта игра давно известна, но они ни о чем таком и не догадывались. Родопис и ее так называемый хозяин много раз продавали ее разным мужчинам. Но и это еще не все. На ее симподиях идет игра утяжеленными костями, и Родопис всегда выигрывает. Она играет на золото, если у игроков оно есть, на собственность, на корабли, на рабство, если это все, что с них можно взять. Она многих сделала рабами — не только твоих братьев. Она ведет эту игру бесконечно — всегда с новыми жертвами. Харакс сначала проиграл своего брата. А потом и сам попал в рабство. Но рабы в доме Родопис скоро исчезают, а новые жертвы в Навкратисе всегда находятся. Их привозят черные корабли. И долго они не живут.
— Тогда мы должны поскорее спасти моих братьев! — сказала я.
— Желаю тебе удачи, — с сомнением в голосе произнес Сенмут.
— А как попасть в дом Родопис?
Сенмут рассмеялся.
— Вместе со мной. Попасть туда легко, когда у нее симподий. Вот только выйти очень трудно.
Лесбосские аристократы пришли бы в ужас, увидев то, что называлось симподием в доме Родопис. Если мы состязались в мастерстве сочинения песен, то ее гости состязались в выплескивании друг на друга винного осадка. Небольшие группки людей играли в кости, а другие смотрели, как перед ними обнажаются флейтистки. (К окончанию вечера они начали совокупляться с мулами.) Вино лилось рекой — у него был вкус вина, которое делали на лесбосских винодельнях моего деда, — но не успела я пригубить его, как Сенмут остановил меня.