— Решать должны вы. Если вас и так все устраивает, значит, вы не нуждаетесь ни во мне, ни в этом папирусе.
Я направилась дальше в море. Волны опадали чуть дальше того места, где я стояла.
Собрание, похоже, разволновалось. Все они перешептывались между собой.
— Докажи, что ты пришла от богов! — крикнула Лето.
— Да, докажи! — вторили ей ее девы.
Я не обращала внимания на их крики и ничего не говорила, но внимательно смотрела в их сторону. Я уже зашла в море по пояс, потом вода дошла мне до подбородка. Папирус я держала над собой.
— Мне вам нечего доказывать, — крикнула я. — Если вас все устраивает, вы не нуждаетесь ни во мне, ни в этом папирусе. Если нет — выслушайте, что велят вам боги.
— Давайте голосовать! — закричала Майра. — И право голоса имеют только матери!
— Глупость! — возразила Лето. — А почему не отцы? Но ее никто не поддержал, и она замолчала.
Я стояла в море, держа над головой папирус богов. Я была исполнена решимости скорее утонуть, чем ввязаться в еще один глупый спор о природе мужчин и женщин. Эзоп улыбнулся, словно приободряя меня, но никаких притчей рассказывать не стал. Я готова была проклясть его. Я сочиню свою собственную притчу! Я медленно вышла из моря и встала перед ними. Вода стекала с меня ручьями.
— Деметра — мать, божественное влагалище, врата жизни, врата рождения, врата смерти, врата возрождения. Разозли ее, рассерди ее — и больше не сможешь родить ни одного ребенка. Не взойдет урожай. Вся земля будет голая, как могила. Осирис — царь-спаситель. Супруг великой матери, царь, который умирает, чтобы взошел урожай. Без гармонии между двумя этими священными существами жизнь прекратится. Деметра и Осирис должны танцевать вместе как идеальные любовники, иначе мир кончится. Все это в ваших силах. Я могу передать вам от богов гармонию или раздор. Кто хочет гармонии? Больше спрашивать я не буду.
Над собранием взметнулись руки. Майра и Лето могли спорить между собой, но большинство хотели гармонии и жизни.
— Что ж, значит, вы будете жить и благоденствовать. Слушайте меня внимательно.
Над собравшимися пронесся вздох облегчения. Когда темнота спустилась на остров, я сообщила им волю богов.
— Отцы и матери должны одинаково заботиться о детях. И еще в одинаковой мере заниматься охотой, рыболовством, сельским хозяйством и ткачеством.
— Ткачеством! — воскликнул один из моряков. — Мужчины не умеют ткать. Это женская работа.
— Вы научитесь ткать, чтобы не прогневить богов. Боги требуют, чтобы вся работа делилась поровну так же, как Деметра и Осирис делят между собой мир.
— А как насчет праздников и пиршеств?
— В году четыре праздника — летнее солнцестояние, осеннее равноденствие, зимнее солнцестояние, весеннее равноденствие. Во все эти поворотные дни года мужчины и женщины могут свободно заниматься любовью со всеми членами племени, но только для того, чтобы выказать почтение богам и чтобы взошел урожай. В остальное время боги требуют соблюдения целомудрия.
— Целомудрия! — воскликнула Лето. — Кому нужен мир целомудрия?!
— Мир целомудрия лучше мира хаоса, — сказала я. — Эрос несет с собой хаос.
Я, конечно же, думала о моих несчастных глупых братьях, но, может быть, я думала и о себе?
— Но боги вовсе не целомудренны! — возразила Лето.
— Поэтому-то они и бога, — сказала я. — Людям не хватает дисциплины, чтобы они могли заниматься любовью, как боги. Эрос своими отравленными стрелами приносит безумие. Сферу его деятельности необходимо ограничить — пусть занимается только богами, иначе его проказы уничтожат землю.
— А что будет, если мы нарушим эти заповеди? — спросила Майра.
— Нечто столь ужасное, что я даже не берусь это описывать. Я призываю вас следовать тому, что провозглашает священный папирус. Но если вы рассердите богов — я опасаюсь за ваши жизни.
Вода все еще продолжала капать с меня. Я дрожала в сгущавшейся темноте, словно меня обдувало дыхание богов.
— Давайте попробуем сделать так, как говорит Сапфо! — воскликнул один из египетских моряков.
— Да! Я согласен! — крикнул другой.
Вскоре заповеди священного папируса были приняты всеобщим волеизъявлением, и усталое собрание разбрелось по своим палаткам. Я тоже была рада вернуться к себе, переодеться в сухое платье и согреться.
И вот я села рядом с Эзопом и передала ему священный папирус. Он осторожно развернул его — папирус был чист. Эзоп долго смеялся.
Мой обман пришелся ему по вкусу.
— Как же ты поумнела после путешествия в царство мертвых, — сказал он. — Но зачем такие строгости? Пусть бы мужчины и женщины занимались любовью. Жизнь тяжела без такого маленького утешения, как любовь. Любовь и вино — ничего другого нет у людей, чтобы сделать их короткую и несчастную жизнь более или менее сносной. Если целомудренна ты, то почему и все вокруг должны быть целомудренными?