Дениз с удивлением слушала отца – выходит, их театральный режиссер, сеньор Дарио, ничего не понимал в искусстве актерского мастерства? Хотя… Большая часть школы ведь выбрала её! Её оценили, её хотели видеть Джульеттой – это Дарио, старый самодур, распорядился по-своему и всё испортил! Может, папа прав?
– Я узнал – на той неделе школьный театр утверждает новую пьесу и начнёт кастинг. Ты можешь попытаться, – Фернандо ласково посмотрел дочери в глаза, – попробуй, дай себе шанс! Поверь, сейчас у тебя всё будет по-другому! Я нашёл для тебя новую комнату, с нормальными девушками твоего возраста, никто больше не будет издеваться над тобой – если, конечно, ты сама не начнёшь драться со всеми подряд! – легонько усмехнулся он. Дениз хмыкнула.
– Давай договоримся – месяц! – снова сказал Фернандо, – месяц ты пробуешь устроиться в этой школе, ищешь себе занятия по душе, пытаешься общаться с девочками, пробуешься на роль – или не пробуешься, если не хочешь. Месяц. А через месяц решишь – хочешь ты тут оставаться или нет. Окей? Если же тебе вдруг станет совсем плохо, в любое время ты звонишь мне – и я тебя отсюда забираю! Договорились?
Он обхватил девушку за плечи, заглядывая ей в глаза. Дениз, наконец, улыбнулась.
– Ладно! – вздохнула она, – ровно месяц!
Они крепко обнялись.
* * *
Театральный режиссёр «Дель-Арто», Изабелла Рамирез, заканчивала свой рабочий день, когда в её кабинет с букетом тюльпанов неожиданно вошёл Фернандо Гонсалес.
– Добрый вечер! – он лучезарно улыбался, – сегодня такая прекрасная погода!..
Изабелла всегда настораживалась, когда к ней заходили родители учениц – особенно, если это были знаменитости. И особенно если они приносили подарки! Такие визиты обычно заканчивались более или менее завуалированной просьбой дать их дочери ту или иную роль, Изабелла терпеть такое не могла. А этот Гонсалес… Режиссёр уже знала, что его дочь учится в их школе и имеет самую дурную репутацию. «Наверняка сейчас попросит, чтобы я пристроила его дочку в свой театр!» – с усмешкой подумала женщина. Изабелла пока даже не знала, как та девица выглядит, но уже была уверена, что триста раз подумает, прежде чем принять к себе подобную смутьянку.
Но Гонсалес принялся беззаботно болтать о театре, о пьесах и ролях, проявляя в них неожиданно глубокие познания! При этом он так мило улыбался, так тонко и к месту шутил, что совершенно заморочил ей голову! Изабелла сама не заметила, как вскоре она вовсю болтала с этим человеком, от души смеясь над его шутками… и всё же смутные сомнения не отпускали. «Вот же обаятельный, подлец! – подозрительно подумала она, – кому угодно зубы заговорит! С ним надо держать ухо востро».
– Сеньор Гонсалес, что вы хотите? – прямо спросила Изабелла, – вы мне уже полчаса голову морочите!
Артист неожиданно опечалился – притом, так искренне, от души, что женщине даже стало неловко.
– Почему вы решили, что мне что-то от вас надо, донна Рамирез?! – воскликнул он, – я просто пришёл немного поговорить о театре. Вы знаете, я ведь вырос, как бурьян в чистом поле, я и мечтать не мог, чтобы вот так играть на сцене в школе! А ведь это могло бы перевернуть мою судьбу!..
И Гонсалес снова начал говорить о разных пьесах, об актерских методах, о значении внешности актера. Изабелла снова поражалась – то ли этот шоумен, и правда, заядлый театрал, то ли он способен заставить кого угодно поверить во что угодно. «Похоже, театр, действительно, потерял великого актёра!» – с усмешкой подумала Изабелла.
– А какой спектакль вы выбрали на второе полугодие, донна Рамирез? – неожиданно спросил Гонсалес. Изабелла пожала плечами.
– Весной мы обычно играем «Сон в летнюю ночь» – и наш парк становится живыми декорациями.
Фернандо неожиданно скривился.
– Вот скажите мне, донна Рамирез, почему все театральные режиссёры всегда ставят одни и те же пьесы, самые популярные – «Ромео и Джульетта», «Сон в летнюю ночь» – и всё?! – удивлённо вопрошал он, –даже у Шекспира есть так много, пусть и менее известных, но не менее прекрасных пьес. Вот, возьмём, к примеру, «Антоний и Клеопатра»…
И Гонсалес снова принялся в таких красках расписывать ей всю прелесть этой, действительно, не самой известной пьесы, что ей, Изабелле, уже стало интересно её поставить!