Выбрать главу

Фернандо печально кивнул.

– Спасибо за понимание, – отрезала миссис Гувер.

Пока они ехали домой, Сильви всё щебетала о том, сколько ещё животных она изобразит на их рояле, и у отца кошки на душе скребли – как ему объяснить дочурке, что ей не следует больше играть этих зверей…

– Детка, давай погуляем на пляже, – робко сказал Фернандо, едва Сильви кинулась в сторону музыкального кабинета.

– Не хочу! Я хочу сочинить слона!

– Нет, Сильви! – Фернандо схватил дочь за ручку, – давай, ты не будешь сегодня играть! Завтра мы пойдём в школу, и миссис Гувер покажет как играть правильно…

– Как правильно??? – удивилась девочка, – а… разве можно играть неправильно?!

Фернандо встал в тупик. Действительно!..

– Сильви, надо слушать учителя… – неуверенно начал он.

– Но я… хочу играть! – девочка начала хныкать, – я хочу изобразить слона, льва, носорога!..

Когда Кэти вернулась домой, её ждали отчаянный плач малышки и вконец расстроенный Фернандо.

– Не знаю, что и делать! – он с горечью поведал жене суть проблемы. Кэти тоже изрядно растерялась.

– А ты уверен, что эта миссис Гувер знает, что делает? – спросила она.

– Миневра Гувер считается лучшим педагогом по фортепиано во всём городе, – пожал плечами Фернандо.

– Ну, знаешь, если обучение у неё начинается со слёз!.. – с сомнением хмыкнула Кэти. Фернандо окончательно растерялся. Невольно он вспомнил свои собственные занятия с Анжелой Торрес – ведь Анжела даже его доводила его до слёз, хотя Фернандо в то время было уже почти двадцать! И не только его. Много раз парень видел, как кто-нибудь из артистов её ансамбля тихонько плакал где-нибудь за лестницей после репетиции… и, тем не менее, фольклорный ансамбль Анжелы Торрес считался лучшим в мире. Да и он, Фернандо Гонсалес, стал звездой благодаря урокам Анжелы – пусть порой весьма болезненным.

На следующий день Фернандо снова вёз свою непривычно грустную девочку в музыкальную школу. Целый час он сидел, глядя, как миссис Гувер вдалбливает (по-другому и не скажешь!) скучнейшие упражнения – разные гаммы и арпеджио.

– Начинайте учить с ней ноты! – строго сказала в конце урока миссис Гувер, – дома играть только упражнения!

И началось трудное обучение. Фернандо самому было тяжело сидеть с дочкой и долбить чёртовы гаммы… а потом миссис Гувер стала задавать маленькие пьески, которые следовало учить по нотам.

– Мне скучно, пап! – плакала Сильви, – я не хочу это играть!

– Но ведь песенка называется – «Зайчик»!..

– Разве это зайчик?! – кричала малышка, – разве он так прыгает?!

Фернандо вздохнул. Действительно, простенькая пьеска из восьми нот ничуть не напоминала пушистого, прыгучего зверька. Да и остальные пьесы, которые задавала миссис Гувер, казались невероятно скучными! При этом в пьесах запрещалось что-либо изменять – играть следовало строго по нотам. «Никакой самодеятельности!» – постоянно твердила миссис Гувер. Всё больше Фернандо казалось, что здесь что-то не так…

– Вы сомневаетесь, правильно ли я учу?! – в негодовании воскликнула педагог в ответ на его робкие слова, – ну, знаете ли, сеньор Гонсалес!.. Взгляните, сколько у меня лауреатов международных конкурсов! – Миневра Гувер широким жестом указала на огромную стену, увешанную грамотами и наградами, – пять моих конкурсантов брали первые места на конкурсе Чайковского, а это, между прочим, труднейший конкурс в мире! Не верите? Хорошо, приходите завтра на репетицию моего концерта – сами убедитесь!

И на следующий вечер, ровно в пять, Фернандо пришёл в небольшой зал музыкальной школы, где дети от семи до тринадцати лет репетировали некий концерт классической фортепианной музыки. Тихо сев сзади, Фернандо начал наблюдать.

Что-то точно было не так! Дети выходили на сцену напряжённые, едва ли не трясущиеся от страха. Почти все играли без малейших ошибок, бегло и даже красиво, но Фернандо не покидало ощущение, что… удовольствия им от этого процесса, как рыбе от сковородки. Разве так надо играть музыку?! Фернандо вспоминал себя, когда он брал в руки гитару или садился за рояль – это была именно игра, свобода и радость!.. А здесь в глазах юных пианистов, словно стылое озеро, стоял страх.