ОТЕЦ
Не так давно я получил толстый пакет из С. от Анатолия Степановича Ломакина, моего старого фронтового знакомого.
Подробное, на двенадцати листках, исписанных с двух сторон размашистым наклонным почерком, письмо рассказывало о поездке Ломакина в район озера Селигер, где в конце сорок первого года погиб его сын Юрий. Деловитое, напоминающее по своему стилю боевое донесение, письмо обрадовало меня: старый воин, кажется, обрел если не покой, то хотя бы душевное равновесие. В пакет были вложены фотографии живописных окрестностей озера Селигер, деревни Залесье, где стояла во время войны рота Юрия Ломакина, братской могилы на околице. К письму была приложена сделанная от руки схема последнего боя, в котором сражалось отделение старшины Юрия Ломакина, с анализом боевых действий соседних подразделений.
Письмо Ломакина напомнило мне наше совместное невеселое путешествие в дни войны по следам погибшего сына Анатолия Степановича. В то время я не писал об этой поездке, слишком мало узнали мы и нашли. Но теперь, когда известны многие недостающие детали, когда образ отца, вставшего на место сына в строй, видится так живо и ясно, мне хочется рассказать о нем читателю.
1В ту зиму редакция красноармейской газеты 2-го Прибалтийского фронта размещалась в деревне, через которую проходил большак на Великие Луки, незадолго перед этим освобожденные от врага. Изба, где мы жили с редакционным художником Федором Глебовым, стояла на высоком бугре у самой дороги, что имело свои плохие и свои хорошие стороны. Лютые ветры, гуляющие по бугру, выдували сквозь щели в рамах все тепло, сколько бы ни топила наша хозяйка. Зато мы раньше других в редакции знали новости: шоферы машин, с трудом одолевших подъем, прибегали к нам за водой, чтобы залить кипящий радиатор; заходили погреться путники.
Поздним декабрьским вечером 1943 года в дверь кто-то постучал. Федя пошел открыть. В клубах морозного воздуха возникла невысокая фигурка в запорошенной снегом плащ-палатке, накинутой поверх шинели.
— Входите быстрей! Избу выстудите...
Войдя в горницу, незнакомец ослабил завязки плащ-палатки и скинул ее; промерзший брезент не гнулся, и плащ-палатка осталась стоять колом у лавки. Пехотная, видавшая виды шинель вошедшего заиндевела на груди двумя полушариями, мелкий снежок забился под ремни, которыми туго, по-кавалерийски, был перетянут тонкий стан офицера. На жестких усах налипли сосульки, подбородок был красный, словно его натерли кирпичом. И хотя человек этот держался браво, с той железной выправкой, по которой всегда можно узнать кадрового русского офицера, видно было, что он долго ехал или шел, устал и промерз.
— Капитан Ломакин! — представился гость, приложив руку к шапке; голос у него был суховатый, но четкий. — Простите, что побеспокоил вас в такое позднее время. Вот мои верительные грамоты... — Капитан протянул свои документы. — Мне нужно попасть в... — он бросил взгляд на печку, с которой выглянула всклокоченная голова старухи хозяйки, и шепотом назвал деревню, где помещался отдел кадров фронта.
— Это километров семь отсюда, — сказал я. — Попутную машину сейчас не найти... Располагайтесь на отдых, места всем хватит! Федя, доставай-ка гостевой тюфяк!
— Мне ничего не нужно. Не беспокойтесь, пожалуйста!
Федор, не слушая гостя, снял со своей койки второй тюфяк, быстро устроил постель на лавке и, извинившись, лег спать; он недавно вернулся из части на открытой грузовой машине и никак не мог согреться.
— Пожалуй, действительно я останусь у вас, — согласился наконец капитан. — Когда ты седьмые сутки в пути, не спишь и не отдыхаешь как следует, невредно растянуться минуток эдак на пятьсот, до того как предстать пред ясные очи высокого начальства.
Шутил он в несколько старомодной манере, да и сам оказался немолод. Глубокие морщины у глаз говорили, что нашему гостю, пожалуй, под пятьдесят, не меньше. Но глаза блестели молодо, волевой подбородок и резкая складка у рта свидетельствовали о сильном, энергичном характере.
— Самоварчик вздуть, что ли? — подала с печи голос хозяйка.
— Спасибо, ничего не нужно! Пожалуйста, не беспокойтесь! — Капитан снова перешел на шепот. — В походе, да еще на морозе, я вообще избегаю потреблять лишнюю жидкость. А вот поужинать, как говорится, невредно. — Он вынул из вещмешка брусок сала, завернутый в чистую холстинку, расстелил ее вместо салфетки на столе, затем достал начатую буханку хлеба, банку консервов. — Не составите компанию?
— Благодарю вас, мы только что поужинали. В печи должна быть горячая картошка.