-Ух… - отпустив скользкую от дождя и крови рукоять ножа, майор упал набок. Его сознание туманилось, перед единственным действующим глазом темнело. Поэтому, быть может, ему почудилось, что ливень уже перестал. Тучи рассеялись, и на молочно-белом небе ярко светили чёрные звёзды. Их свет проходил сквозь глаза, резал сам разум. В душе поднималось чувство, застившее телесную боль – нечто более глубокое и острое. От чего хотелось кричать. И кто-то кричал, теперь Николай это понял. Множество голосов – в рубке, на палубе, где-то ещё. Майор тоже открыл рот… Но что-то заслонило от него небесную белизну. Лицо. Глаза. Самые красивые на свете, самые умные и проницательные зелёные глаза за тонкими овальными линзами.
- Не смотри, - проник в его уши голос, который он готов был слушать вопреки всему – хоть воле богов. – Смотри на меня. Только на меня. Мы на месте.
Его подняли за плечи и поволокли. В рубку, где пол был завел неподвижными телами. Здесь стало чуть легче, и Дронов узнал Настю. Девушка, чьи мокрые волосы падали на лицо, наклонилась к Николаю и поцеловала в губы. Сказала:
- Пора убить дракона.
«Как?», - хотел спросить Николай, но с губ его сорвался только невнятный хрип.
- Прости, ты свою роль сыграл. Просто отдохни. – Анастасия выпрямилась. Прошла к штурвалу, оттолкнула повисшего на нём бездыханного рулевого. Дёрнула ручку машинного телеграфа, переведя её в положение «Самый полный вперёд», взялась за рулевое колесо. Звонок телеграфа стал единственным звуком. Не было больше стрельбы, воя ветра, рёва чудовищ, даже крики стихли. Как и было велено, Николай не отводил взгляда от Анастасии.
Когда девушка посмотрела окна рубки, её глаза расширилась, руки на штурвале начали дрожать. Но она стиснула рулевое колесо сильнее, подалась вперёд, и… улыбнулась. Той самой улыбкой – от которой у любого человека по коже шли мурашки. Которую Николай в последнее время так редко видел. Настя сказала что-то - беззвучно шевельнув губами. Потом на мостик легла тень. В окнах потемнело – свет заслонило нечто огромное. А несколько секунд спустя крейсер на всём ходу врезался в это. Весь его бронированный корпус сотрясся, зазвенело бьющееся стекло, застонал рвущийся, сминаемый металл. Николая швырнуло назад, и он потерял сознание…
…Дронов смотрел словно сверху, с высоты в десяток метров. Настя стояла на краю круглой ямы в земле – столь огромной, что в неё мог бы провалиться целый собор. На девушке были серебряные латы, некогда очень красивые, а сейчас помятые и грязные. Левый наплечник куда-то делся, под ним виднелись разорванная куртка и рваная рана поперёк плеча, продолжающая обильно кровоточить. Игнорируя её, Настя смотрела в яму, опираясь на длинный прямой меч здоровой рукой. И Николай ощущал холод, идущий из провала. Там таилось нечто… даже не злое, чужое. Непонятное, не принадлежащее миру вокруг. И оно было живо. Но подняться из ямы не могло. Теперь не могло. Пока не могло. Качнув головой, Анастасия повернулась и медленно зашагала прочь от ямы, держа выпачканный чем-то чёрным меч в руке. Туда, где её ждали ещё люди, пешие и конные…
…Николай открыл глаза. Глаз. Правый. Левый не открывался, и он чувствовал в левой глазнице пульсирующую боль. Голова раскалывалась, горло сдавливала тошнота, во всём теле ощущалась ужасная слабость. Ушло несколько минут на то, чтобы собраться с силами и приподняться на локте. Он всё ещё был в рубке «Ларедо». И кроме него здесь были только тела. Офицеры и матросы, адмирал Лейден и капитан Дрейвилл – все лежали вповалку, с перекошенными от ужаса лицами. Глаза их были широко распахнуты, и не стило сомневаться, что моряки мертвы. Охваченный кошмарным предчувствием, Дронов перевёл взгляд на рулевое колесо. Анастасия была там. Девушка сидела у штурвала, прислонившись к нему спиной, подогнув ноги под себя. В отличие от всех остальных на мостике, её глаза были закрыты, а лицо спокойно. Это подарило Николаю несколько мгновений надежды.
- Настя! – он подполз к ней, взял за руку. Пальцы были холодными. Щека, которой он коснулся – тоже.
- Настя… - Николай всхлипнул, сжимая ледяную ладонь девушки. – Настенька…
Слезы текли по его щекам, прокладывая дорожки в запёкшейся на лице майора крови – своей и чужой. Не сразу он услышал какой-то шум. Подняв голову и прислушавшись, Дронов понял, что это голос. Слабый, едва доносящийся из медной переговорной трубы возле штурвала. Поднявшись, он наклонился к раструбу.
- …мостике! Кто-нибудь! Это машинное, повторяем! Есть кто-нибудь? От удара дверь заклинило, не можем выйти! На мостике! Ответьте!
Сглотнув, Николай посмотрел в окно. Было светло. Шторм исчез без следа. Крейсер дрейфовал посреди спокойного моря. Солнце клонилось к закату, подкрашивая волны золотом. Небо было высоким, чистым и голубым…