Верно, отстраненно подумал Ричард. Отец дрался с Алвой, а Алва не нападают исподтишка. Кстати вспомнились и давние слова эра Августа: Рокэ Алва в спину не бьет. Рокэ Алва – нет, но Дорак?
— А почему, монсеньор, — медленно спросил Ричард, — вы подозреваете в убийстве Агарис? Разве в числе тех, кто желал смерти Оноре, нет вашего друга Канте́наДора́ка [1]?
Алва поднял голову, словно внезапно заинтересовавшись словами оруженосца.
— С чего это вы вдруг вспомнили его высокопреосвященство кардинала Сильвестра? — лениво осведомился он, выгибая бровь.
— Трудно забыть Октавианскую ночь, монсеньор. Разве она не была настоящим ударом из-за угла?
— Гм. И что вы знаете о таких ударах, юноша?
Алва наконец забрал бокал с подноса и не спеша сделал несколько глотков, словно смакуя каждую каплю драгоценной «Черной крови». Ричард воспринял этот жест как приглашение высказаться.
— Вы же не станете отрицать, монсеньор, что резня в столице покрыла позором и кровью и без того заляпанную мантию вашего друга. Епископ Оноре приехал, доверив свою жизнь кардиналу Талига. Тот предал это доверие. И разве не логично будет предположить, что Кантен Дорак изначально замышлял убийство и теперь всего лишь довел дело до конца?
Рокэ Алва продолжал задумчиво прихлебывать вино, словно потеряв весь интерес к разговору так же внезапно, как обнаружил его. Ричарду показалось даже, что эр не услышал ни слова из его маленькой обвинительной речи, когда Алва бросил вскользь и словно бы невпопад:
— Вы же спасли епископа.
— Укрыв его в вашем доме! В вашем доме, монсеньор, Кантен Дорак не станет убивать даже меня.
Алва поднял глаза и улыбнулся. Похоже, реплика Ричарда его развеселила.
— То есть вы утверждаете, Ричард, что мой, как вы говорите, друг, кардинал Сильвестр, злобно замыслил убить агарисского посла прямо во время переговоров о примирении церквей и покусился бы и на вас, если бы не мое покровительство?
— Я ничего не утверждаю, монсеньор, — едко возразил Ричард. — Я только прошу вас прислушаться к собственным советам и не слишком доверять другим… а в особенности – своим собратьям.
Алва звонко расхохотался.
— А вы забавный собеседник, Ричард, — продолжая смеяться сказал он. — Но вы ошибаетесь: кардинал Сильвестр мне не брат ни в каком смысле слова. Вспомните: ведь я не только еретик, но и протеже Леворукого!
— Я помню, монсеньор. Брата Дорака звали Авниром, — ответил Ричард с горечью. — До того, как вы отправили его в Закатное пламя, я слышал, что он много проповедовал в столице и даже собрал под своим началом Лигу, которую вы, монсеньор, вероятно, еще не забы…
— Вот что, Ричард, — серьезным тоном оборвал его Рокэ, — не спешите доверять видимости. Суть событий не всегда лежит на поверхности. А фанатики есть везде.
— Я говорю не о фанатиках, монсеньор, — живо ответил уязвленный Ричард, — а о тех, кто благословляет их на чтение проповедей.
Алва слегка нахмурился, но рассерженным не выглядел. Похоже, разговор с оруженосцем и впрямь забавлял его. Он потянулся в кресле, словно стряхивая накопившуюся за день усталость, и слегка махнул рукой, приглашая Ричарда занять свое обычное место в кресле напротив. Тот с облегчением повиновался.
— Что же, юноша, я вижу, что его высокопреосвященство кардинал Сильвестр не сумел завоевать вашего расположения, — проговорил Ворон легким тоном. — Как истый эсператист, вы готовы приписать ему все мыслимые и немыслимые грехи. Ведь вы пришли сюда поговорить о нем? — быстро спросил он, бросая на Ричарда пронзительный синий взгляд. — Не отнекивайтесь. Вы все равно не умеете лгать… Поскольку убийство епископа Оноре уже произошло, вы явились сюда не из-за этого… Ну конечно. Я, впрочем, рад… Итак, поведайте же мне: какое новое преступление – несомненно, совершенно чудовищное – замыслил, по вашему мнению, мой друг Кантен Дорак?
___________________
[1] Имя Квентина Дорака приводится на французский манер: Канте́н.
Глава 1, вступительная. Покушение. 2
2
Почва дрогнула. Дику показалось, что роскошный морисский ковер под его ногами превращается в топкую трясину. Он остро почувствовал, что в это мгновение перед ним невидимо простерлась его собственная маленькая Ренкваха. Сумеет ли он перейти ее? Вдохнув побольше воздуха в легкие, юноша мысленно вознес короткую молитву к святому Алану.
— Я, монсеньор, — произнес он, стараясь говорить спокойно, хотя его голос так и дрожал от напряжения, — не могу поведать вам ничего, кроме того, о чем уже сказал. Епископ Оноре положился на Дорака и теперь убит. Вы доверяете тому, кого зовете кардиналом Сильвестром, хоть и заявляете обратное. Как вы можете утверждать, что он не всадит нож и вам в спину?
— А с какой целью кардиналу всаживать нож в мою спину? — абсолютно серьезно спросил Алва.
Ричард с готовностью открыл рот для ответа… и через секунду закрыл его, совершенно смешавшись. Алва засмеялся и, неожиданно вытянув вперед руку, легко взлохматил ему волосы.
— То-то, юноша! — сказал он. — Я признаю, что мой оруженосец имеет право проявлять горячую заинтересованность в сохранности моей спины. Но в этом деле, так же, как и в делах церковных, не следует доходить до фанатизма. Рассуждайте разумно. Даже если мой друг Кантен Дорак такое чудовище, каким вам представляется, он все же не станет резать курицу, несущую золотые яйца.
— Верно, — угрюмо пробормотал Ричард. — Разумнее посадить ее в золотую клетку – как того ворона, которого вы, монсеньор, выпустили из особняка Ариго.
Лицо Алвы окаменело. Он так резко подался вперед, что Ричард невольно вжался в спинку своего кресла.
— Вы весь вечер пытаетесь говорить намеками, герцог. Не стоит: дипломатия не ваш конек. Если уж вы пришли сюда сегодня – говорите прямо. Чего мне следует бояться на самом деле?
Ричард с предельной ясностью вдруг осознал смысл выражения «поставить все на один бросок костей».
— Может быть… — осторожно произнес он, словно пробуя воду, прежде чем броситься с головой в омут, — может быть, вам следует бояться за кого-то… важного для вас? Что, если Дорак замышляет заговор против, например… королевской семьи? Вы сочли бы это предательством, монсеньор?
Алва посмотрел на него как на сумасшедшего.
— Что за чушь вы мелете, юноша? Зачем кардиналу устраивать заговор против королевской семьи?
— А зачем кардиналу делать из меня врага? — живо парировал Ричард. — Зачем он позволил мне приехать в Лаик, а потом запретил всем брать меня на службу? Зачем ему понадобилось унижать меня перед лицом моих родичей и вассалов?
— Напомнить вам, Ричард, что теперь вы мой оруженосец?
— Что же вы сразу не сказали, монсеньор, — не удержался Дик от желания укусить, — что взяли меня к себе по приказу кардинала?
Алва хмыкнул. Ричард вдруг подумал, что если бы щенку любимой борзой его эра вздумалось почесать зубы о хозяйский ботфорт, Ворон и то не взирал бы на него снисходительнее.
— Что касается вас, герцог, — заметил Рокэ официальным тоном, сохраняя внешнюю серьезность, — то я должен признать: вы с кардиналом Сильвестром одинаково предубеждены друг против друга.
— Одинаково? — возмутился Дик, едва не опешив от такого преуменьшения. — Неужели убийство вы называете предубеждением? Нет, монсеньор, послушайте! — перебил он Алву, который собирался что-то возразить. — Вы, конечно, вольны считать меня глупцом, но я еще не ослеп и прекрасно видел, куда именно прихвостень Дорака вел свой черноленточный сброд! Целью этой своры был не только епископ Оноре. Всякому ясно, что Дорак собирался уничтожить дворян, живущих в квартале у площади Леопарда!
Смешинки в глазах Алвы погасли.
— Я уже сказал вам, Ричард: на площади Леопарда орудовали фанатики, а не люди кардинала. — Он отхлебнул вина и заметил назидательным тоном: — Фанатики всегда убивают тех, кого считают еретиками.
— Но эти еретики – мои единоверцы и родичи! — воскликнул Дик.