Ричард не ответил: оборачиваясь к телохранителю, он зацепился взглядом за тень на зеркально-гладком каменном полу. Вместо фигуры Гиллалуна в нем отражалась огромная рыхлая тварь, неловко раскачивающаяся на неуклюжих лапах. Чувство самосохранения не дало юноше поднять глаза выше. Взбеленившийся Рамиро не промедлил ни секунды: пес кинулся на самозванца, и Дик увидел, как стремительный собачий силуэт лязгнул зубами перед самой мордой твари. Неповоротливая глыба неожиданно проворно отступила. Ричард привычно пошарил рукой на поясе, ища свой меч… то есть шпагу, и едва не застонал от разочарования, ощупав лишь полы рясы.
Лит, наблюдая его попытки, только усмехнулся.
— Ты властолюбива, Каталлеймена, — произнес он в пустоту, — но ты забыла, что не ты хозяйка этих существ. Недра моей земли – мое создание, и мне принадлежит Лабиринт и все твари в нем!
Последние слова Дик выкрикнул в полный голос. Чудовища, чьи тени начали было шевелиться по углам, покорно замерли и отступили. Рамиро, недоверчиво понюхав воздух, покружился вокруг Дика, но спустя пару минут спокойно улегся у его ног.
— Как скажешь, Лит, — спокойно ответила Каталлеймена: она шла по стене, словно ожившая фреска, двигаясь внутри камня словно рыба в спокойной глубокой воде. — Я охотно покажу тебе свои создания.
Дик завертел головой, ожидая очередного нашествия. Но все было тихо, и только Каталлеймена вновь удалялась от него, обходя круглый зал.
Вероятно, Дик пропустил бы момент, но Рамиро был настороже. Он внезапно поднялся, оскалившись куда-то за спину уходящей Каталлеймене. Ричард опасливо вгляделся: в камне постепенно проступали очертания нового существа. Лошади – и маленькой лошади, словно она находилась еще очень далеко… Нет, конечно же, это был просто пони!
Чем четче проступали контуры, тем явственнее Дик узнавал породу. Перед ним был не́йдорский пони, крепенький и коренастый, грязно-белого, почти пепельного цвета с неровными коричневыми пятнами. Морда у него была весьма довольная, лукаво-добродушная, какая бывает у очень глупых и веселых животных. Пони мотал головой и игриво скалил зубы, словно приглашая человека разделить его радость.
Цоканье копыт становилось громче, и Дик уловил в нем явную неправильность. Похоже, животное где-то потеряло одну подкову. Оно и неудивительно: глупыш, должно быть, сбежал от своего хозяина и теперь бродит где ни попадя, наслаждаясь полученной свободой.
Лошадь приближалась, а Дик все еще стоял на месте, как зачарованный. Да и чем мог его напугать простой пони?
— Дурак-дурак-дурак! — противным тоненьким голоском заверещала какая-то девчонка, и Дик, с трудом оторвав взгляд от стены, из которой уже высовывалась лошадиная морда, мгновенно узнал маленькую ювелиршу, которую встретил в Октавианскую ночь. — Лягушонок рот разинул! Прыг-скок! Прыг-скок!
Пегий пони, окончательно вывалясь из стены, весело замотал короткой густой гривой в такт песенке. Дик тоже невольно затряс головой: ему показалось, что он перенесся в бедлам.
— Уродец, уродец, лягушачий принц! — радовалась девчонка, скача вокруг Дика как стрекозел. — Папаша купил мне уродца! Папаша добрый, а мамелюка злая! Пусть сдохнет!.. Лягушонок топ-топ! Прыг в болото — и утоп!
Оглядывая чокнутую девицу, Дик с ужасом заметил, что она одета в ту же длинную ночную сорочку, в которой он увидел ее в первый раз. «Она не человек!» — внезапно догадался он. Да и как могла бы обычная девочка оказаться здесь, в Лабиринтах Гальтары? Облачко пара сорвалась с губ юноши, и Ричард сообразил, что от пони и ребенка исходит смертный холод.
Выходец! Пегая кобыла!
Девчонка, видимо, почувствовала мысли Дика или прочитала их отражение у него на лице. Она внезапно остановилась и надула пухлые губы.
— Скачи! — велела она, топнув босой пяткой по каменному полу. — Мой подарок! Папаша велит!
То, что слова «уродец», «лягушонок» и «подарок» относятся именно к нему, Ричард догадался. Но ушедшая в глубину зала Каталлеймена на «папашу» никак не тянула. Может быть, в сумраке прячутся еще выходцы?
Дик настороженно посмотрел на Рамиро. Дейта стояла, недружелюбно скалясь на безумную девчонку, словно выжидая удобный момент для нападения. На пегую кобылу литтэн даже не глядел.
— Скачи! — неожиданно взвизгнула девчонка, которую, вероятно, обозлило то, что на нее не обращают достаточного внимания. — Лягушачий принц! Прыг-скок, скок-поскок! Хочу-хочу-хочу! Папаша придет – уши надерет!
Дик демонстративно повернулся к девчонке спиной, положившись на реакцию Рамиро.
Капризный выходец яростно затопал ногами. Пегий пони, решивший из солидарности присоединиться к протесту, бодро зацокал копытами вокруг Повелителя Скал и его собаки.
Ричард тщательно и широко зевнул.
— Если эрэа намерена испугать меня таким образом, — сообщил он пустоте, в которой скрывалась Оставленная, — то я сожалею о ее неудаче.
За спиной внезапно все стихло. Встревоженный Ричард краем глаза покосился на девчонку. Сумасшедшая, видимо, решилась на что-то и, хитро прищурившись, полезла рукой за пазуху. С минуту повозившись там, она извлекла нечто и, кривляясь, протянула Ричарду крепко зажатый кулачок.
Дика охватило странное волнение. Он полуобернулся к девчонке, вглядываясь в стиснутые детские пальцы. Камень! Его карас! Словно подтверждая его догадку, девочка на миг разжала ладошку, и крупная драгоценность сверкнула неярким матовым блеском. Дик рванулся к ней. Довольная девчонка разом отскочила и высунула язык, дразня дрожащего от потрясения Ричарда.
— Скачи-скачи-скачи! — заверещала она. — Лягушонок топ-топ, прыг в болото – и утоп! Мой подарок! Не отдам!.. Скок-поскок!
И девчонка снова вытянула руку, дразня Ричарда карасом, как осла морковкой.
Дик остановился, чтобы перевести дыхание. Его била крупная дрожь от волнения и понимания – теперь-то он был уверен, что понял все!
— Так вот оно что, эрэа, — произнес он, обращаясь к невидимой Оставленной. — Отдаю должное вашей ловкости рук. Приобрести то, что вам не принадлежит, вы не можете, и вы решились украсть! Только будет ли краденная сила по силам вам, эрэа?.. Что же вы молчите? Вижу, что я напрасно сравнивал вас со своей матерью, — горько усмехнулся он. — Вы не достойны сравнения даже с ее тенью. Моя мать не ворует ни власть, ни чужих детей!
Похоже, он все-таки задел Оставленную. Каталлеймена снова показалась в круге света.
— Ты сам потерял этот карас, мальчик, — надменно произнесла она.
— О нет, — насмешливо улыбаясь ответил Дик, который теперь вспомнил все, словно это было вчера. — Его потерял Рокэ Алва, а я, напротив, нашел его. И кстати, не вы ли научили вашего потомка раздавать направо и налево то, что ему не принадлежит, любезная кузина?
Дика опять охватило бешенство. Ворон отдал ему карас, словно какую-то стекляшку – Ворон, который не имел права распоряжаться ничем, что касалось меча, поскольку не был его владельцем! Даже Фердинанд, эта жалкая пародия на монарха, и тот не осмелился подарить своему Первому маршалу иных прав, кроме права хранения!
— Ты забываешься, мальчик, — сказала Каталлеймена, отворачивая холодное лицо от юноши. Ее чеканный профиль в стене на миг показался Ричарду изысканной инталией.
Дик внезапно подумал о том, что камень, в глубине которого двигалась Оставленная, очень мягкий. Да и как могло быть иначе? Янтарь когда-то был текучей смолой, а туф и базальт – огненной лавой. Каждый камень рождается горячим, как солнце, и остывает только потому, что отрывается от породившего его сердца. Разве он не всегда знал об этом? Как он мог об этом забыть? Глядя на Каталлеймену, Дик представил себе, как густой гранит застывает прямо под его взглядом – так застывает смола, вытекающая из сердцевины ствола.