Гирке даже не повернул головы от окна. Похоже, он один не лишился присущего Приддам самообладания.
— Как бежал? — удивился барон Феншо, поеживаясь словно от холода. — Это же чудовищная глупость!
— Позвольте мне объяснить вам, барон, — спокойно проговорил Спрут, переводя взгляд с окна на старика. — Вы же помните список, с которым господин кансильер ознакомил нас неделю тому назад? Граф Штанцлер счел себя способным противодействовать планам Дорака и принял… особые меры. Он рискнул и не преуспел.
— Какие особые меры? — Феншо, нахмурясь, смотрел то на одного, то на другого: было очевидно, что ничего не знал только он сам да еще его юный внук, застывший у закрытой двери в гостиную как часовой на карауле.
— Если сказать в двух словах, любезный барон, — ядовито проговорил Килеан-ур-Ломбах сквозь зубы, — то все зло на свете проистекает от женщин. Они навязывают мужчинам странные идеи, и, к своему несчастью, мужчины слушают их. Ее величество королева почему-то решила, что Ворон готов стать нашим верным союзником против Дорака.
Старик Феншо вытаращил глаза:
— Это шутка, граф?
— Вы правы, дорогой барон, — нехотя вмешался Ариго, все это время меривший шагами комнату. — Это была чудовищная глупость. Но я не посоветовался с вами, поскольку дело касалось моей сестры. Вы же знаете, что Штанцлер пляшет под ее дудку, и я, к сожалению, тоже. Катарина убедила нас, — продолжал он, запуская руку в свои густые пепельные волосы, — что проклятый Ворон пойдет против Дорака, если узнает о планах развести ее с королем.
— И ваша сестра, — холодно спросил Артур Феншо-Тримейн, — успела переговорить об этом с… кэналлийцем?
— О да, — зло усмехнулся Ариго. — И он даже пообещал ей свое вмешательство и защиту. С одной оговоркой. Если – если, господа! Вдумайтесь только в это многозначительное словечко! – Дорак и впрямь начнет угрожать ей.
— Но позвольте, — произнес барон Феншо растерянно, — мы все знаем, что Алва скоро отбудет в Фельп.
— Вот именно! — сплюнул Килеан. — Поэтому у кардинала будут развязаны руки, а ваша сестра, любезный Ариго, не успеет и рта раскрыть, чтобы позвать своего любовника, как окажется во власти мерзавца Дорака!
Пораженный старик Феншо повернулся к Спруту, который, бросив свою реплику, продолжал изучать пейзаж за окном.
— И это вы называете «особыми мерами», граф? — спросил он. — Я еще могу понять, почему граф Ариго согласился на такой шаг, но вас-то не связывают родственные чувства!..
— Нет, любезный барон, — ответил Гирке, наконец отрываясь от своего занятия и оборачиваясь лицом к присутствующим. — У кансильера была запасная карта в рукаве, да только эта карта бита!
Феншо-Тримейн вздрогнул, Килеан очередной раз выругался, а граф Энтраг снова издал неопределенный стонущий звук. Граф Ариго кивнул с подавленным видом.
— Штанцлер собирался подослать к Алве мальчишку, — негромко пояснил он, брезгливо морщась. — Кансильер полагал, что Алва привязался к щенку. Я тоже так полагал. Вы же помните эти странности: орден Талигойской Розы, епископ Оноре в особняке у Ворона во время резни, и, наконец, только его имя и отсутствует в списке! Штанцлер решил, что Алва верит мальчишке, тем более, что тот честен и прям, как его отец. Ворон вообще питает слабость к прекраснодушным идиотам… Он мог посмеяться над страхами моей сестры, но к повторному предостережению вряд ли остался бы глух. Во всяком случае, так считала Катарина. Она была уверена, что Алва насторожится. Однако, если бы расчет не оправдался… Если бы Алва не поверил своему ручному зверенышу, тот должен был отравить вино. Сопляк достаточно влюблен, чтобы пойти на это. Конечно, это не вполне в горских традициях, но кровная вражда, в конце концов, все стерпит. Мальчишка вышел бы из игры, а нам ни о чем не пришлось бы беспокоиться. Подобного удара Дораку не пережить. Но этот щенок, прости, Создатель!.. Этот щенок оказался не способен даже на то, чтобы подсыпать яд Ворону в бокал.
— Сопляк погубил нас всех, — зло бросил Килеан хозяину дома. — Штанцлер предупредил, что в случае провала остается только попробовать взбунтовать Эпинэ.
Старик Феншо зябко натянул на себя полу накидки.
— Поэтому мы и не ставили вас в известность обо всем, дорогой барон, — спокойно заключил Штефан Гирке. — Хотя я предупреждал Штанцлера, что глупо надеяться на привязанности Алвы. У этого человека мыльный пузырь вместо сердца.
— Мы знаем, что у вас есть веская причина так думать, Штефан, — заметил Ариго (они вместе учились в Лаик и поэтому называли друг друга по имени), — и я даже охотно соглашусь с вами, но все же ваш племянник не был оруженосцем Ворона.
— Юстин считал его своим другом, — спокойно согласился Гирке. — Но дело же не в словах. Алва охотно принимает и службу и дружбу, однако когда приходится расплачиваться за них полновесной монетой, он выбирает то, что обойдется ему дешевле. Между кардиналом и оруженосцем выбор явно будет не в пользу оруженосца. Герцогу Окделлу очень бы повезло, если бы он успел вовремя понять это… Но вот в чем вопрос: кто еще, кроме самого Окделла, разумеется, ответит за то, что этот славный юноша ошибочно посчитал Алву благородным человеком?
— Мы все, — криво усмехнулся Килеан, — по списку.
Молодой Эдуард Феншо, до сих пор стоявший у дверей с отсутствующим выражением лица, как и подобает часовому, теперь таращил глаза на своего эра и беззвучно открывал рот от изумления.
— Да-да, кузен Эдуард, — подтвердил Феншо-Тримейн, заметив это. — Речь идет о вашем однокорытнике.
Ги Ариго повернулся к своему оруженосцу.
— У вас есть что сказать, милый Эдуард? —спросил он нетерпеливо.
— Если эр позволит мне вставить слово… — почтительно проговорил молодой человек, бросая извиняющийся взгляд на деда.
— Разрешаю!
— Я сказал бы, монсеньор, что Ричард Окделл и яд несовместимы.
— И вы оказались правы, мой милый Эдуард, — грустно подтвердил Ариго. — Поэтому сейчас ваш однокорытник, скорее всего, уже в сидит Багерлее, и кто знает, что он наговорит, когда познакомится с арсеналом тамошних дознавателей.
— Создатель! — только и охнул младший Феншо.
— Скажите лучше: Леворукий, — поправил его Килеан. — Без него тут не обошлось. Молодой Окделл в Багерлее, а Штанцлер бежал в Эпинэ. Что скажете вы, Ариго? Что делать нам?
— Бежать! — выдохнул вдруг граф Энтраг, о котором грешным делом все забыли. — Мы должны бежать в Гайярэ немедля! Пусть Штанцлер поднимает Эпинэ, мы вооружим замок!
— О-о, братец, так вы тоже здесь! — со злой иронией воскликнул Ги Ариго, поворачиваясь к Энтрагу. Тот тут же испуганно съежился. — Признаться, я думал, что вы еще не проснулись.
— Энтраг прав, — неожиданно вступился за беднягу граф Гирке. — В столице вам делать нечего. Едва Ворон окажется в Фельпе, как Дорак примется за вас.
— Странно слышать такой совет от вас, Штефан, — возразил ему Ариго. — От моего брата я и не жду иного, но вы-то умный человек! Неужели вы не понимаете, что я даже не успею добраться до Эпинэ, как Дорак объявит меня мятежником, изменником престола и государственным преступником!
— Это он сделает в любом случае, — хладнокровно заметил Гирке. — Но в Гайярэ у вас больше шансов дожить хотя бы до осени.
Феншо-Тримейн презрительно фыркнул:
— Неужели несколько лишних месяцев кажутся вам такими важными? — спросил он.
Гирке не ответил и даже не повернул головы к капитану. Он внимательно смотрел на графа Ариго, который в раздумье ерошил волосы.
— Дело не во мне, — сказал Ариго, как бы отвечая на немой вопрос однокорытника. — Со мной уже покончено. Если я побегу в Гайярэ, зимой меня обезглавят в Занхе. А хуже всего то, что тогда я, как камень, потащу за собой сестру и племянников. Дораку только того и нужно. Нет, разрази меня гром, если я позволю мерзавцу расправиться с ними! Это коронованное ничтожество, мой зять, безропотно отдаст их кардиналу. Вы же понимаете, Штефан: обвинив меня, Дорак состряпает королю развод, а Карла и девочек объявит ублюдками! Ворон бросил их, и, верите ли, друг мой, я даже допускаю, что у него были на то основания. Видит Создатель, я не слепой, и братская любовь не делает меня идиотом. Но, какой бы шлюхой ни была Катарина, она моя сестра, и Карл останется наследником трона, даже если мне ради этого придется сдохнуть в зловонной яме! И вам тоже! — бросил он брату.