Ви привычно вытащил из поясного кошелька несколько медяков и уже протянул руку к кружке, как вдруг замер и отступил на шаг. На оборванце же и вовсе лица не было. Он уставился на Ви так, словно узрел восставшего из мёртвых. Уже в следующий миг Иннидис понял, что для этого человека — бывшего надзирателя и нынешнего беженца и калеки — всё так и было.
— Ты… псина, — с чёрной злобой прошипело чудовище. — И весь в золоте… господская подстилка. Тебя давно должны были жрать черви…
Иннидис не знал, чего стоило Вильдэрину сохранить видимость ледяного спокойствия.
— Я и правда предпочитаю золото другим металлам, — невинным голосом сообщил Ви, после чего небрежно уронил в кружку подготовленные медяки. — Вот. Выпей за моё здоровье, раз уж черви меня не сожрали.
Он окинул своего бывшего мучителя безразличным взглядом, изогнул губы в надменной улыбке и двинулся прочь. Тот в слепой ярости бросился следом (и на что он, калека, рассчитывал?), но натолкнулся на острие кинжала, которое Иннидис приставил к его груди.
— Ни с места! — процедил он, не способный изображать хладнокровие так, как это умел делать любовник. — Только дёрнись, и клянусь, это тебя будут жрать черви.
Эта сволочь, кажется, всё-таки осознала собственное бессилие и, побледнев, что-то забормотала — что-то похожее на извинения, — после чего трусливо попятилась. Иннидис уже не раз убеждался, что многие бессмысленно жестокие люди на самом деле довольно трусливы, и проклятый мерзавец только подтвердил его мнение.
Отпихнув бывшего надзирателя от себя подальше, он в два шага нагнал Ви, догадываясь, что как только они отойдут выше по улице, завернут за угол или скроются за каким-нибудь домом, то любовник отпустит себя, и ему понадобится помощь, чтобы совладать с сильными эмоциями.
К сожалению, он не ошибся. Стоило улице уйти вбок, и Ви свернул в ближайший закоулок и согнулся, упёршись ладонями в каменное ограждение узкой лестницы, ведущей вниз. Его трясло и долго тошнило, и он задыхался от рвоты, а потом опустился на корточки и закрыл лицо руками. Иннидис присел рядом, обнял его, прижал к себе, и так они сидели какое-то время. Мимо проходили редкие прохожие, и уже начинало темнеть, но ему было всё равно. Наконец Ви немного отдышался и выдавил:
— Почему?.. Всё же так хорошо шло… Почему прошлое вдруг набросилось на меня, как… как грабитель из-за угла? Как камнем по голове… Я теперь… Иннидис, ты сочтёшь меня сумасшедшим, но я теперь снова будто грязный, будто мы не были утром в купальне.
— Это всё из-за рвоты, — мягко ответил Иннидис, понимая, однако, что, скорее всего, это вовсе не так. Но сейчас главное было хотя бы немного успокоить любовника. — Одежда испачкалась, во рту, должно быть, мерзко... Пойдём в наш сегодняшний дом. Там ты умоешься, переоденешься и снова почувствуешь себя чистым, вот увидишь. А если нет, то завтра же мы опять посетим купальню. Хочешь?
Ви покивал, неуверенно поднимаясь на ноги.
— Только… давай вернёмся в дом по другой улице, ладно?
— Конечно.
Иннидис приобнял его за плечи, и вместе они двинулись по длинному кружному пути. Теперь он жалел, что они выбрались на прогулку пешком, а не на лошадях. Тогда этого отвратительного и тяжёлого для Ви происшествия можно было избежать с большей вероятностью.
Добрались они уже в полной темноте, когда на небе вовсю горели звёзды и яркий месяц. В доме они разожгли светильники, а потом Ви долго и тщательно умывался, и Иннидис его не торопил. Когда же любовник вернулся, переодевшись в короткую тонкую тунику из светлого хлопка, и сел рядом на низкую кровать, Иннидис налил им обоим заранее припасённого вина.
— Как ты? — спросил он.
— Всё ещё чувствую себя грязным, — пожав плечами, невесело усмехнулся Ви.
— Тогда сходим завтра в купальню ещё раз.
— Ты же понимаешь, что дело совсем не в этом и что это не поможет.
— Понимаю, — признался Иннидис, поглаживая его по обнажённому колену. — Но послушай, Ви, дорогой мой: он больше не имеет над тобой власти. Ты же его видел? Жалкий опустившийся человек.
— Но именно это меня так сильно и потрясло! Я ведь узнал его даже до того, как он заговорил, а значит, он не так уж сильно изменился. Но тогда, раньше, он казался мне огромной, зловещей, нависающей надо мной тенью. Непобедимой. А теперь я увидел, что он… он совершенно обычный. И да — жалкий. И, признаюсь, я рад, что теперь он нищий калека. Но ещё я думаю: каким же тогда был я сам, если позволил подобному человеку сотворить со мной всё то, что он сотворил? Как я дал ему такую власть надо мной и даже не попытался себя защитить? Как я мог быть таким, — он понизил голос до шёпота, — ничтожным?
— О боги, Ви! — почти возмутился Иннидис. — Тебя отправили рабом на шахту, бесправным и безоружным. Ну что ты мог сделать?
— Вокруг было множество острых камней, руки у меня не были связаны, а терять мне уже было нечего. По крайней мере, я так думал, что нечего... Но мне даже в голову не пришло хотя бы попытаться… забрать его с собой. Почему? Я начал задаваться этим вопросом ещё когда прочёл записи Айна… Я не нашёл ответа тогда, и сейчас тоже нет. Но мне очень сложно теперь не презирать того себя, которым я был, который допустил всё это. Который не пытался спастись, зато использовал собственные страдания ради очень странной мести, которая, наверное, того не стоила…
— Ты был славным добрым юношей, который прежде не сталкивался ни с такими местами, ни с такими людьми, и ты понятия не имел, как себя вести в таких случаях. И уж точно ты не должен казнить себя за это.
— Ты, конечно, прав… — пробормотал Ви.
Иннидис вообще-то догадывался, что любовник не слишком искренен в своём согласии и всё равно грызёт себя за то, что оказался беззащитен перед злом, представшим в образе невзрачного жалкого существа.
— Вот что, милый мой, — вздохнул Иннидис, приглаживая его волосы, — если хочешь знать моё мнение…
— Хочу…
— То тебе бы спалить эту рукопись ко всем демонам и постараться забыть, что она вообще существовала.
— Я хотел это сделать, но не смог. И ещё хотел… это, наверное, глупо… но я хотел найти Айна. Если он здесь и если он жив. Не спрашивай зачем, я сам не знаю точного ответа и не знаю, что собирался сказать ему или о чём спросить, но почему-то мне казалось, что это важно… Только я совсем не знал, с чего начать, вот и оставил эту мысль.
— Надо было начать с того, чтобы рассказать об этом своём желании мне, — хмыкнул Иннидис. — Если ты считаешь, что эта встреча может быть важна…
— Я не знаю точно…
— Но если ты хотя бы предполагаешь, то я помогу. Мне ведь неоднократно приходилось разыскивать рабов, я знаю, как это делается и с чего начинать. А разыскивать свободных людей — это почти то же самое.
— Правда? Ты сделаешь это для меня, ты поможешь?
— А разве случалось иначе?
Ви обхватил его за шею, спрятал лицо у него на груди и закинул одну ногу на его бедро. Но равновесия в такой позе они не удержали и вскоре с нервным смехом повалились на кровать.
***
Знойное лето сменилось осенью, снова отъярились песчаные ветра, и жара пошла на убыль. Вильдэрин теперь до нескольких дней в неделю, как только выпадало свободное время, занимался танцами с повзрослевшей, но всё ещё порывистой и несдержанной Аннаисой. Дважды они даже станцевали на пиру, куда ученица уговорила его отправиться. Танцевать она там жаждала не столько для всех гостей, сколько для одного определённого гостя — очень привлекательного и в меру знатного юноши, который вызвал её интерес. Ответного интереса она уже тоже добилась, что, в общем-то, было неудивительно. Её юность и яркая внешность, необычная для Сайхратхи, бойкий нрав и искусность привлекали внимание многих, а то, что она к тому же была знатной и далеко не бедной наследницей, позволяло относиться к ней всерьёз.