- Мне больно, - всхлипнула я почти не притворно. Конечно, если бы я была здорова, уверенности во мне было бы побольше. Как-нибудь я его одолела бы. Но у меня чуть ли не половина тела была обморожена, и любое движение причиняло боль. Окажись я сейчас на снегу, как он мне пригрозил, погибла бы в считанные часы.
Прикрыв лицо руками, я сделала вид, что заплакала, внимательно наблюдая за Уайбаном сквозь пальцы. Кожа на руках и ногах адски болела, так что притворяться почти не пришлось.
Я увидела, что хоть лицо его и не изменилось, он несколько замешкался.
- Ложись в постель, женщина, - процедил он. - Я смотрел, не горишь ли ты. Сейчас дам тебе пить траву, и не вздумай брыкаться, как дурная лосиха. Выхожу тебя - разберемся, что мне с тобой делать. Ложись, говорю!
Всхлипнув еще несколько раз для порядка, я опустилась на лежанку. И когда Уайбан поил меня из чайничка с каким-то зельем, а потом менял повязки, не протестовала. Сил не было. Да и всё, что он со мной делал, приносило облегчение.
- Спасибо, - машинально пробормотала я сквозь сон. Наверное, в питье была какая-нибудь сонная трава. Боль немного утихла, стала терпимой.
Сквозь ресницы наблюдала, как старый Уайбан сидел напротив очага почти неподвижно. Всё старалась угадать какой он национальности. Соотносила его черты с чукчами, нанайцами, эвенками - и ничего не сходилось.
Впрочем, хозяин дома мог обладать нестандартной внешностью, например… Или его народ не дожил до моего времени.
Уайбан курил трубку, выпуская клубы дыма, пахнущего странно и незнакомо. Его морщины были подсвечены красным огнем из очага, и лицо выглядело, как земная кора с разломами, наполненными магмой.
- Что смотришь, спи, - сказал вдруг он, не глядя на меня.
И я провалилась в сон почти моментально, не успев удивиться.
Глава 3
Я жила в доме Уайбана третью неделю, и только сейчас он разрешил мне подниматься. До этого я вставала только чтобы ходить в туалет, который устроил мне в хотоне (постройке для скота) Уайбан, согласившись, что отхожую яму на улице я пока что посещать не в состоянии.
Хотон традиционно был пристроен к дому для дополнительного тепла. Вход в него располагался прямо напротив входа за очагом. Там обитали саха ынага - якутские коровы, пара лошадей, а также овцы в загончике.
Животинки косились на меня доверчиво и робко, волновались потревоженно, когда я пробиралась к своему берестяному ведру, преимущественно ночью или в отсутствие Уайбана. Пахло здесь, как в обычном хлеву, в который когда-то я ходила маленькой с бабушкой в деревне. Запах был знакомый, из детства, поэтому успокаивающий.
Днем в хотон приходили двое работников, ухаживали за скотиной. В это время я старалась сидеть тихо и не показываться никому на глаза.
Лежанка моя находилась на “женской” половине жилища. Обычно в семьях на этом месте спали незамужние дочери хозяев. Или даже замужние, но не покинувшие отчий дом молодые женщины, ожидающие, когда их мужья полностью выплатят за них калым отцу. Раньше этого переехать в дом мужа они не могли, хотя им позволено было время от времени встречаться.
По всей видимости, у Уайбана никого не было. Мне хотелось спросить его о причинах его одиночества, но я не решалась. Скорее всего, это не было секретом для его односельчан, и мой интерес показался бы странным.
Пока что сожительствовали мы мирно и практически молча. Я не хотела привлекать к себе внимание, опасаясь, что хозяин начнет претендовать на место в моей постели по своему законному праву. Но пока что обходилось без этого. Может, потому, что я еще не вполне восстановилась.
Зная, что у якутов не принято мыться, я приспособилась это делать, когда Уайбан отсутствовал дома. Просто зачерпывала снег за дверью и растапливала возле огня. При мысли, что мне когда-нибудь придётся посетить с остальными соплеменниками “общественную баню”, мне становилось плохо, и я про себя решила, что лучше ногу себе сломаю, только бы не проходить через эту процедуру.
Я, конечно, не могла знать на сто процентов, как именно это происходит здесь, но в общих чертах, представляла.
Жители села собирались в одном из балаганов, жарко натапливали очаг и надевали на себя всю имеющуюся одежду. Под ней они парились, а затем скребли друг друга костяными или деревянными скребками. После этой процедуры обильно обмазывались свежим слоем жира и расходились до следующей “помойки”.
Несмотря на кажущуюся дикость гигиенической процедуры, жители севера были вовсе не дураки. Именно этот обряд спасал их от болезней и даже летней напасти - гнуса. Все попытки приучить северные народы мыться “культурно”, принесли им большие проблемы со здоровьем. Как и любое грубое, невежественное вмешательство в естественную среду обитания.