Раненые волки, скуля убежали. И только один этот не желал сдаваться. Но он встретился с достойным противником. На поляне были не охотник и его жертва, а два равных соперника, ни один из которых не намерен был уступать.
Динка обратила внимание, что волк прижал уши и пригнулся к земле. Так всегда делала Райна — полусобака-полуволк, которая жила у Динки дома — перед тем, как напасть.
Динка тоже приготовилась: перехватила кинжал острием вверх, закрыла свободной рукой горло и тоже напрягла ноги.
Волк стремительно прыгнул, и в лицо Динке полетела оскаленная пасть. Динка резко присела, подныривая под передние лапы зверя и оказываясь прямо под беззащитным брюхом, покрытым редкими короткими щетинками. Она что есть силы полоснула волка зажатым в кулаке ножом от ребер до паха.
Леденящий душу вой раздался над лесом, а на Динку сверху рухнула тяжелая туша, вытряхивая ей под ноги внутренности и пачкая ее своей кровью. Динка, упавшая на землю, под тяжестью тела поверженного волка, быстро вывернулась и отползла, держа перед собой окровавленный кинжал. Но никого вокруг не было. На том месте, где был привязан конь, остались лишь обрывки веревок, да широкий кровавый след, уходящий в чащу леса.
Небо на востоке стремительно светлело, а она опять не смогла за ночь отдохнуть и восстановить силы. Караван с каждой минутой удалялся от нее все дальше. Динка наскоро перетянула искусанное предплечье чистыми бинтами, вспоминая как Тирсвад перевязывал сам себя с помощью здоровой руки и зубов. Подобрала с земли свою сумку, разгрызенную веревку и уздечку, оставшиеся от лошади, и побрела в сторону дороги.
В душу снова закрадывался страх. Но в этот раз она боялась не за себя, а за мужчин, сидевших в клетке и нуждавшихся в ее помощи. С каждой ее задержкой в пути, шансы на выживание у них все меньше. В дороге с ними могло случиться что угодно. Каждый из них мог умереть от ран. День проходил за днем, а они не получали еды, воды и не имели возможности перевязать раны. А если Динка не догонит и не освободит их до того, как кортеж войдет в столицу, то спасти их уже не получится. Их выведут на площадь и казнят. И тогда Динка никогда больше не увидит никого из них. Эта мысль неожиданно отозвалась внутри болью. Динка и не задумывалась раньше о том, что она привязалась к своим похитителям.
Динка уже шагала по дороге, когда услышала дробный топот копыт. Она юркнула в придорожные кусты, провожая взглядом отряд гвардейцев, догоняющих кортеж. Ей нужно найти человеческое жилье и тоже раздобыть себе лошадь. Динка снова вышла на дорогу и бегом бросилась вдогонку за отрядом солдат.
Она бежала пока совершенно не выбилась из сил, постепенно замедляясь и чувствуя, как все настойчивее колет в левом боку под ребрами. Наконец, она перешла на шаг, тяжело дыша и спотыкаясь. Жилья все еще не было, но лес сменился вспаханными полями, протянувшимися насколько хватало глаз. Это давало надежду.
О ва́ррэнах, сидящих в клетках вот уже пятые сутки без еды и воды, Динка старалась больше не думать. Они сильные, они выживут. Динка успеет. Она сделает все, что в ее силах. Укушенная рука противно пульсировала и с каждым шагом наливалась нарастающей болью. Динка упрямо сжимала зубы и шагала вперед, держа под языком сухарик. Вяленое мясо так и осталось там в лесу, затерявшись где-то в залитой волчьей кровью золе от костра.
Когда солнце поднялось уже на две ладони над горизонтом, Динка дошла до развилки. У ее ног дорога разделялась на три, разбегавшиеся в разных направлениях. Динка, не задумываясь, шагала прямо все дальше и дальше. Поля уже окружали дорогу со всех сторон, темный страшный лес скрылся за горизонтом. Ближе к полудню Динка дошла до небольшого поселения, где крайний у дороги дом оказался постоялым двором.
Динка ускорила шаг. Теперь лошадь. Ей нужна была лошадь. Она ничего не чувствовала: ни голода, ни жажды, ни усталости. Не было в душе ни горя, ни радости, ни страха. Только пульсирующая боль в руке, да осознание того, что она опаздывает. Сильно опаздывает. Возможно, опаздывает на целую жизнь. Динка боялась представить свою жизнь после того, как узнает о том, что ва́ррэнов казнили.
— Мне нужна лошадь, — хрипло проговорила она, распахивая дверь постоялого двора и не тратя времени на приветствия. — Сытая, отдохнувшая, быстроногая лошадь.
— Девочка моя! — ахнула немолодая женщина, скучавшая до Динкиного появления за прилавком. — Ты посмотри на себя! Едва на ногах стоишь, — запричитала она, подбегая к Динке и подхватывая ее под руку. Женщина была невысокая и худощавая, с аккуратно убранными в пучок седыми волосами и доброй улыбкой на лице.