Его руки остановились. Нет, нет. Не сейчас. Только не сейчас. Сердце сжалось. Мучительная судорога скрутила тело, она выдохнула со стоном и вонзила ногти в его спину.
- Не останавливайся, - прошептала она. - Прошу… Не останавливайся!
- Моя лисица желает меня, - прошептал Аслэг ей в ухо. - Ну же, скажи это.
Обнажённые тела близки, они согревают друг друга, но можно ли обнажить ещё и душу? В груди росло и билось что-то щемящее, Камайя прижалась к Аслэгу ещё теснее, уткнулась носом ему в ключицу, туда, где его хищный запах был сильнее всего и сводил с ума.
- Не бойся меня, - тихо сказал он, и кончики пальцев скользнули по её спине. - Ты делишь постель со мной уже полгода, ты стремишься ко мне телом и душой. Ты даже принесла клятву, но словно так и не открылась мне до конца. Не доверилась. Как эти твои записи. Я держу тебя в руках - и не понимаю. Ты ускользаешь, как дым.
Комната плыла, колебалась вокруг его лица. Тени на стенах и потолке, рваные, неверные, как её мысли, слегка колыхались. Его глаза отражали отсветы пламени, а ладонь на её щеке была тёплой и тяжёлой. Камайя потянулась к его губам, но Аслэг почти не ответил на поцелуй В его глазах было ожидание и странный голод, и от внезапно нахлынувшего отчаяния горло сковало. Неужели ты не видишь, глупый дикий степняк с душой шире Халедана и глазами чернее ночи? Неужели так и не понял?
- Я твоя, - еле слышно прошептала Камайя ему в губы, приоткрытые в ожидании этих слов. - Твоя без остатка. Ты заполнил мои мысли. Наши души переплелись.
Он шумно выдохнул и прижал её к кровати, мысли разлетелись вспугнутыми серыми птицами, и она открылась ему навстречу, зажмуриваясь, доверяясь.
Шаг вперёд, шаг назад. Не впервые, но так по-новому. Так ласково и медленно,осторожно и трепетно. Его руки нежно касались кожи, и танец двух теней на стенах тоже был плавным, медленным, но таким обжигающим, что дыхание перехватывало.
Принадлежать - не страшно? Пряди его волос щекотали лицо и плечи, каждый поцелуй накалял добела, до боли, гасил рассудок. Его бездонные зрачки в полумраке вспышками перед глазами... Неужели так бывает? Он заполнил её дни, её ночи запахом мускуса, полыни и медовых керме. Заполнил её душу и тело, без зазоров, как вода заполняет серебряный кувшин, тёмная, но чистая, свежая.
Ночь над степью несёт хоровод сияющих созвездий, они встают из травы и прячутся в траву, подними глаза - и затянет в этот вечный танец, что нестерпимо кружит голову бесконечностью. Не оторваться, не отвести глаз, не замедлить движения. Увидев раз - не забыть никогда. Протянуть руку, шагнуть вперёд, доверившись, не думая, не рассуждая. Сплетая пальцы, смешивая дыхание, пропуская вдохи и чувствуя толчки его сердца под ладонью, смазывая пальцами блестящие в отсветах огня бисерины пота на смугловатой коже, находя всё потаённое, забывая, теряя себя, чтобы обрести заново, вместе, в этом танце, который похож теперь не на борьбу, а на полёт, полёт над степью.
- Я твой... Ты моя. - На пределе слуха, на грани понимания, перед тем, как обжечь, рассыпаться мириадами искр, медленно гаснущих в воздухе, растечься по жилам острым, нестерпимым восторгом, затихая, успокаиваясь.
Алое, живое в груди, томительно-нежное, натянутое до слёз. Его поцелуи на шее.
- Ты сказала, что не будешь плакать со мной, Камайя, - тихо сказал он.
- Не буду больше. Только не разжимай рук.
Сердце успокаивалось. Влажные пряди волос липли к лицу, серые волны превратились в какой-то взъерошенный серый туман. Аслэг попытался разгладить его, но довольно скоро удручённо вздохнул и сгрёб Камайю в охапку.
- Там остался мой перстень. - Камайя подсунула ладонь под его колючую щёку. - Я заберу?
- Нет нужды. Он тут. - Аслэг сел и пошарил по карманам халата, висящего в изножье. - При мне. Меня обидело, как легко ты отказалась от него. Он был так дорог маме.
- Ты отдал мне его после первой же ночи, - подняла бровь Камайя. - Такое сокровище?
- После двух. - Аслэг надел перстень ей на палец, и странное ощущение пустоты наконец исчезло. - На самом деле - раньше. Я увидел тебя на первом пиру и сразу вспомнил, что у меня оно есть. Почему ты отвергла все остальные подарки?
- Мне больше ничего не нужно. А тебе?
- Просто не мучай меня больше, - сказал он, помолчав. - Это уничтожает меня и мою гордость. Я смешон сам себе - так зависеть от женщины. Это унизительно. И то, что я оказался слишком слаб, чтобы противостоять этому злому духу, - его указательный палец упёрся ей в лоб, - ещё более унизительно.
- Просто у тебя слишком большие глаза, - фыркнула Камайя, толкая его на постель. - Мы не могли устоять друг перед другом. Два злых духа попались в ловушки друг друга. Аслэг, а что теперь? - спросила она тихо, лёжа напротив него.