- Ты... - прошептал он, потом встал, поднял халат и швырнул ей. - Оденься.
Он резко развернулся и вышел. "Йет, йет" - донеслось снаружи.
Алай безжизненно сидела на постели, даже не пытаясь двигаться. Значит, это правда.
Она оделась, вяло пихая руки в рукава рубашки, и ушла в их с Камайей шатёр, шаркая ногами по стылой осенней ночной росе.
19. Раздели со мной пищу и кров
Эным ходила кругами, еле переставляя ноги. Девчушка из Далым-хасэна ходила за ней, пытаясь заслонить от солнца тканым навесом на шесте, но жаркий ветер не считал это помехой, бросая горсти пыли в эным со всех сторон.
- Духи гневаются на нас, - сказала ей вторая эным, помоложе, передавая пиалу с оолом, который весьма условно можно было назвать холодным. - Надо принести в жертву барана.
- Или того, кто согрешил, - усмехнулась первая эным. - Девочка, иди в тень. Тебе ещё жить да жить. Я уж найду, куда заползти.
Алай сидела у шатра Расу-хасэна, прячась в тени и вытирая слезящиеся глаза. Конечно, это песок. От песка они слезятся, и больше нет причин. Она так и сказала отцу, когда встретила его днём, когда он шёл с Туром в Куд-хасэн.
- Воды привезите, - сказала Аха-дада из шатра у неё за спиной. - Оол жирный. Жарко.
- Там есть в шатре. Я принесу, - сказала Камайя, которая сидела, обмахиваясь, под навесом у очага.
- А я привезу ещё, - сказала Алай, решительно вставая. - Камайя, дай бурдюк. Я съезжу к озеру.
- Ты в своём уме, в такую жару ехать? - осведомилась Камайя, вглядываясь в её лицо. - Или ты уже перегрелась?
- Нет. Вода закончится скоро, а до вечера далеко. - Алай перехватила бурдюк, брошенный Камайей, и шагнула к Бус, но остановилась. - Аха-дада, скажешь отцу, что я взяла Далсаха?
- Алай, не делай этого! - повернулась к ней Камайя. - Тут достаточно воды до завтра! Не бери этого коня!
- Бабушка хочет пить. Далсах родом из пустыни, а я привычна к жаре, - пожала плечами Алай. - Хочешь, возьми Бус и поезжай со мной. Я там ещё и искупаюсь.
- Сохрани меня высокие небеса. Я останусь здесь.
Алай отвязала Далсаха и перекинула лямку большого бурдюка через плечо. Она ехала под палящим солнцем по прожаренной хрустящей траве до приметного сухого куста, а там спешилась и подняла большой дорожный мешок, лук и стрелы. Пять золотых из тайника Харана, одежда, серьги, подаренные Туром, и подарок Мулги - браслет-змея. Она продаст его на юго-западном стойбище и перезимует там, а весной отправит весточку Туру с одним из хасэнов, что будут уезжать в летнюю откочёвку.
Она вскочила на Далсаха и поправила за спиной лямку наплечного мешка. Она будет беречь съестное и есть всё, что можно подстрелить и съесть, а ещё у ближайшего глубокого озера сделает древко для остроги. По такой жаре её до вечера не будут искать, тем более зная, что она собиралась искупаться.
Жаркий ветер бросался ей в лицо. Она ехала на запад, в сторону озера, потом взяла чуть южнее. Травы вяло шелестели, изнурённые, измотанные солнцем. Где же ты, дух Рэх, почему не пригонишь тучи, не отожмёшь их влажной длиннопалой рукой над измученной степью?
Ни облачка. Ни единого облачка на всём широком выцветшем небе... Далсах устал и шёл вяло, и она не понукала его. За ней не отправят никого до вечера, а ночью в темноте и подавно не найдут. Она будет идти всю ночь, и роса скроет её след от Кут.
Через некоторое время Далсах ускорил шаг, и она отпустила поводья, доверившись его чутью. Он вышел к небольшому озерцу, заросшему кустарником, которое спряталось в тени холма, и, по-видимому, благодаря этому не пересыхало. Алай уселась в тени, глядя, как жадно пьёт Далсах, потом набрала воды в бурдюк и снова забралась ему на спину.
- Йет, - тихо сказала она, глядя ему между ушей, туда, где марево колебало горизонт над охристой травой.
Он шагал и шагал, упруго, будто не замечая жары, потом вдруг поднялся в рысь и призывно заржал. Алай пыталась уловить запах дыма очага в ветре, что бросался ей в лицо, но ничего не почуяла.
- Тебе показалось. - Она хлопнула Далсаха по шее и вдруг разглядела в мареве над травами тёмную точку.
Алай тёрла глаза, вглядываясь. Точка росла, и она соскочила с Далсаха, в ужасе притягивая его за поводья к земле.
- Ложись, ложись, милый!
Наконец он послушался и улёгся в горячую траву за склоном холма. Алай сидела рядом с ним, успокаивая, шёпотом уговаривая не ржать больше, а он непонимающе косился на неё и порывался встать. Она всё гладила его, прикидывая, скоро ли проедет мимо этот путник, так некстати встреченный посреди степи.