- Ты слишком юна для эным, - хмыкнул он. - Разделишь со мной трапезу? Если меня действительно ждёт эта встреча, то, наверное, стоит подкрепиться.
Алай кивнула, с любопытством разглядывая его лицо, освещённое восходящим солнцем. Он был загорелым, но брови и пробивающаяся щетина были светлыми и отдавали в рыжину под золотыми рассветными лучами.
- Как хасэн отпустил тебя? - спросил он, разламывая большой край хлеба и протягивая ей половину. - Ты юная девушка, и ездишь одна. На этой лошади ты даже не уйдёшь от погони.
- Меня не отпускали. Меня выдали замуж за незнакомца, но муж выгнал меня. - Алай зажмурилась, чувствуя, как от злости на Харана печёт щёки и щиплет в носу. - Не хочет меня видеть. Вообще. Это позор для женщины, но ему всё равно. Он выкупил меня у родителей задёшево, и сделал это якобы из жалости, желая мне добра, потому что отец бил меня. Он хочет расторгнуть брак. Я говорю тебе это, потому что вижу тебя в первый и последний раз, и мне не так стыдно, но всё же стыдно. Но если это останется тут, - Алай показала на грудь, - оно сожжёт меня изнутри.
- Знаешь, мой прапрадед был хорошим человеком, - сказал Руан, немного помолчав. - Он завёл добрую традицию раз в год приезжать в Рети и выкупать там преступников, тех, что были образованными или попали на каторгу по поклёпу или ложному доносу. Он и сам в своё время угодил на эту каторгу по смехотворной причине. Это семейное предание, в некотором роде. Чтобы выйти оттуда, ему даже пришлось жениться заочно. Сто двадцать пять лет подряд кто-то из нашего рода изымает из оборота деньги и приезжает в Рети, а потом возвращается с одним, двумя или тремя парнями, мужчинами или стариками, и помогает им устроится в жизни, выправляет документы, находит дело. Это наша родовая клятва. Я тоже выкупаю людей. Из жалости. Ради добра. Меня там боятся, знаешь, почему?
28. Степь укажет путь
Алай помотала головой и откусила ещё хлеба, недоуменно рассматривая его довольно дружелюбное лицо.
- Я езжу туда уже очень много лет. Ещё мой дед пустил слух, будто выкупает людей, чтобы издеваться над ними. В таких обстоятельствах всем понятно, почему я возвращаюсь каждый год, и надсмотрщики, конечно, поддерживают эти слухи. Нами запугивают, угрожая отдать на растерзание «этим палачам», и это помогает избежать убийств за мизерный шанс выйти на свободу при моём появлении. В основном все после освобождения клянутся молчать, но некоторые, потерявшие веру в людей, устраивают попытку побега, и, естественно, она всегда успешна. Пара моих людей в таком случае занимается судьбой этого несчастного, и потом мне докладывают, как складывается его жизнь. Может, муж отталкивает тебя, потому что не хочет разрушать твою веру в то, что он так ужасен? Чтобы не лишать возможности в дальнейшем воссоединиться с тем, кто тебе по-настоящему дорог?
Мысль о Туре больно хлестнула по сердцу его чёрной нагайкой.
- Тот, кто был мне дорог, променял меня на таохейского коня, - резко сказала Алай, вытирая рот рукой. - У меня не осталось никого. Отец меня продал. Я раньше считала это чем-то… в порядке вещей, но, когда дело коснулось меня самой, меня это… Меня это разозлило. То, что он отдал меня этому…
- Муж обижает тебя? - Руан немного напрягся. - Бьёт? Он хасэг?
Алай вздохнула и сидела молча какое-то время.
- Хасэг. Он не бил меня. Он закрыл меня от хлыста, спас от пожара, когда я ускакала с его деньгами на украденном у другого хасэга коне, и пошёл получать за меня пятьдесят плетей, когда обокраденный пришёл за справедливостью.
- Знаешь, как я выбираю, кого выкупать, если выбор слишком сложен? - спросил Руан, внимательно глядя на неё. - Я указываю на самого слабого и немощного, того, который выглядит наиболее жалко. Девятнадцать из двадцати каторжников, что стоят рядом, с облегчением вздыхают, а один закрывает глаза и шагает вперёд, предлагая взять его вместо того бедолаги. Всё потому, что надсмотрщики очень изобретательны в описании того, чем я якобы занимаюсь с выкупленными. Совесть не позволяет ему стоять в стороне и смотреть, как более слабого отправляют на мучения.
- И ты выкупаешь его?
- Обоих, если получается. Люди с совестью там не выживают долго. Многие принимают наличие совести за слабость характера и во внешнем мире, что уж говорить о каторге.
Алай снова помолчала, потом оперлась на камень пути за спиной, глядя, как солнце играет в росе.
- Я так мало знаю об это мире, - сказала она, проследив глазами за жуком, который полз по травинке, а потом раскрыл жёсткие надкрылья и прогудел в воздухе до следующего высокого стебля.