- Я могу проводить тебя?
Камайя сидела на кровати, невыспавшаяся, с ощущением, будто ей в глаза кинули горсть песка, и хмурилась. Аслэг накинул тёплый халат, остановился, повернулся к ней и на мгновение тоже нахмурился, но сразу улыбнулся.
- Проводи, - сказал он, протягивая ей её платье. - Пойдём.
Камайя шла за ним, оглядываясь на двоих слуг, которые несли за ними кожаные мешки.
- Пока меня не будет, можешь встречаться с подругой, - сказал Аслэг, помогая ей сесть на лошадь. - Надеюсь, мы быстро вернёмся. Йет, Кезер.
- Кезер? - переспросила Камайя, догоняя его.
- Ворона. Ты не знаешь дэхи?
- Нет. Несколько слов.
- Я научу тебя, когда вернусь. А ты научишь меня арнайскому. Хочу читать твои записи, а не гадать, что ты там пишешь про меня.
Щёки обожгло. Камайя опустила глаза в бахрому расшитого потника, на свои пальцы в серых рукавах халата.
- Читать мои записи?! - Негодование удалось скрыть, но не до конца.
Аслэг придержал лошадь и вгляделся в лицо Камайи.
- Лисица оскалилась? - спросил он, поднимая бровь. - Лисица скалится на льва?
- Прости, господин, - сказала Камайя, закрывая глаза. - Я забываюсь.
- Забываешься. Ты принадлежишь мне, и твои записи - тоже.
У больших южных ворот, по другую сторону от шатров Руана, на просторной площадке собрались всадники с вьючными лошадьми и несколько провожающих. Двое слуг, сопровождавших Аслэга, выехали сзади и направились к остальным. Камайя окинула взглядом отряд, узнавая громадную фигуру Харана на лошади и Алай, которая держала его за руку. Два десятка верховых, у каждого по две запасных лошади с тюками, и собаки. Из ноздрей лошадей и ртов всадников вылетал пар. На миг она с содроганием представила этот отряд в степи холодной ночью, и сразу же одёрнула себя. Какое ей дело? Они живут так сотни лет и после её отъезда продолжат жить так же. Он привычный, не замёрзнет, а и замёрзнет - невелика беда. Руану не придётся марать руки.
Горло перехватило. В груди не хватало места, чтобы вздохнуть.
- Камайя! - Аслэг тревожно смотрел на неё, потом взял за руку. - Тебе нехорошо?
Камайя помотала головой, судорожно сжимая его пальцы. Мысль о том, что Руану придётся испачкать руки в крови, снова, как ночью, терзала её. Руан, которому каждое такое решение даётся через мучения, опять замолчит на несколько недель, и даже нарочно безумные выходки Рика не будут отвлекать его. И всё из-за этого дикого степняка, который сам готов проливать кровь, который считает, что имеет какие-то права на неё, на её жизнь, на её мысли.
Ненависть к нему была слишком сильной. Он сидел на своей Вороне рядом с ней, тот, из-за которого Руан будет считать себя злодеем, и встревоженно смотрел на Камайю. Она судорожно схватила его протянутую руку второй рукой и ещё сильнее сжала его пальцы.
- Пусть Отец Тан Дан бережёт тебя в пути, - сказала она, чувствуя, как дрожит от ярости. - Пусть Мать Даыл направит твой путь так, чтобы ты вернулся ко мне.
- Я вернусь к тебе, Камайя, - усмехнулся он. - Даже это беспокойство за меня на твоём лице нравится мне куда больше, чем та поддельная улыбка, которую ты надела, когда я сжёг твои травы.
Он наклонился и поцеловал её, притянув за затылок, и с криками «Йет, йет!» спустился с пригорка к остальным. Камайя смотрела вслед его спине и отряду, что скрывался за холмами, и в носу яростно щипало от мысли о том, что из-за этого его отъезда ей придётся задержаться тут ещё на два месяца. А потом ещё время на завоевание его доверия. Ехать через степь зимой… Безумная затея.
Она развернула серую, направляя её обратно к конюшням внутреннего города, кивнула слуге, который ждал в стороне. Конец января и февраль - лютые ледяные вера по ночам. Алай как-то сказала, что озеро Тэвран промерзает почти до самого дна в некоторые годы. Собирать снег и топить его… Разбивать лёд на озёрах и плавить в кадке. Камайя передёрнулась. Здесь, в южной части, не так холодно, но ей придётся идти на северо-запад. А может, через Телар? Но там эти жуткие болота с комарами… А вот степь весной - другое дело. Апрель - прекрасный месяц. Выйти отсюда в марте или апреле, и к маю, к цветению ондэг, быть у озера, а потом не спеша проехать по летнему Фадо, наслаждаясь фруктами и ягодами. «Я люблю ягоды». Да плевать, что он там любит, степной малограмотный дикарь. Уехал и уехал. Хоть бы его там волки в степи съели.
- Госпожа, к тебе лекарка, - сказала служанка, встретившая её во дворе.
Аулун выглядела встревоженной. Камайя заглянула в её глаза цвета древесной ароматной смолы, и это беспокойство в них оказалось таким же прилипчивым.