Как она на неё залезла?
Лиззи ловит мой взгляд и машет мне, не прекращая двигаться. И тут же чьи-то сильные руки пара парней, подхватывают меня под руки и с лёгкостью поднимают на стойку. Мир на секунду переворачивается, и вот я уже стою на гладкой, прохладной поверхности, над толпой.
К нам присоединяется ещё одна девушка.
Я не думаю и не анализирую. Просто смотрю на Лиззи и повторяю её движения, такие же свободные, такие же дерзкие.
Музыка бьёт в такт моему сердцу, выжигая всё лишнее, и ревность, и шепот демонов, и неуверенность. Мы двигаемся в едином ритме, и я совсем забываюсь в танце.
Ты только что пересёк черту, где танец становится вызовом, а ревность оружием.
Шатёр в Никард это не просто клуб. Это арена, где:
- Каждый коктейль — это жидкая смелость с горьким послевкусием
- Каждый взгляд — это невидимая битва за территорию
- Каждый танец — это провокация, которая может стоить дороже, чем кажется
Лисса бросила вызов правилам, поднявшись на стойку бара, но настоящая битва только начинается.
Готов узнать, чем обернётся эта ночь?
▸ Почему Джейс позволил Стасе так близко? Проверка на прочность или часть игры?
▸ Чьи голоса шепчут Лиссе на танцполе — её демоны или нечто большее?
▸ Станет ли танец на стойке бара освобождением или точкой невозврата?
Напиши «Я в игре», если готов пройти путь от первого коктейля до последнего вызова.
▪️ «В Никард даже танец может быть объявлением войны, где приз твоя душа»
Останься, если хочешь историю, где:
— Каждый глоток — это шаг к пропасти
— Каждое прикосновение — метка на карте власти
— А утро принесёт не похмелье, а счёт за дерзость
Подписывайся и займи место у стойки бара. Скоро ты узнаешь, почему в Никард нельзя танцевать на грани, не упав в бездну.
Твоя свидетельница в мире, где даже любовь пахнет дымом и кровавыми обещаниями,
Акира.
Глава 31. Ли́сса.
Ноги подкашиваются от усталости и адреналина.
Стойка кажется скользкой и в следующий миг меня ловко снимает оттуда какой-то парень. Лиззи продолжает зажигать, как будто у неё внутри вечный двигатель, а вокруг неё меняется девушки, то взбирающиеся на импровизированную сцену, то спрыгивающие обратно в толпу.
— Спасибо! — я, смеясь и пытаясь отдышаться, благодарю того, кто не дал мне грохнуться на пол.
Парень, высокий и улыбчивый, не отпускает мою руку.
— Хочешь выпить, детка? — он тут же хватает с подноса официанта полный бокал и суёт его мне в свободную руку.
— Спасибо, но я пошла, — я вежливо, но твёрдо вырываюсь из его хватки, ставя бокал на стойку.
Делаю три шага в сторон, пытаясь протиснуться сквозь толпу и замираю.
Потому что на меня смотрит Джейс. Его руки скрещены на груди. Никакой ухмылки, никакого одобрения. Его тёмные глаза прожигают меня насквозь.
В них нет гнева.
Там нечто более тяжёлое и холодное. Та самая хищная тишина, которая бывает перед бурей.
Весь жар танца мгновенно испаряется, сменяясь ледяной струйкой по спине. Я стою, не в силах пошевелиться, пойманная в ловушку его взгляда.
Ноги будто свинцовые, но я заставляю себя сделать несколько шагов в его сторону. Толпа расступается, чувствуя исходящее от него напряжение. Останавливаюсь прямо перед ним и, пытаясь казаться уверенной, провожу кончиком пальца по знакомому узору татуировки у него на животе, чуть ниже пояса.
— Наговорился со своей бывшей? — голос звучит хрипло, я пытаюсь вложить в него безразличие, но злость, та самая, едкая и горькая, возвращается с новой силой.
Танцы не помогли.
Они лишь отвлекли на пару минут.
Джейс ухмыляется. Не широко, а одним лишь уголком рта. Это опасная, хищная улыбка.
Он не отвечает.
Вместо этого его рука обвивает мою талию, притягивая так резко, что я вскрикиваю, и его губы захватывают мои.
Это не нежный поцелуй.
Это властный, почти грубый жест, заявка на собственность.
Его вторая рука сжимает мой затылок, не давая отстраниться.
Когда он наконец отпускает мои губы, я дышу прерывисто.
— А ты ревнивая, — низко шепчет он прямо у моего уха, проводя пальцами по моей шее, и мурашки бегут вниз по спине. — Мне нравится.
Его рука скользит ниже, между моей грудью, по животу, и каждый нерв в моём теле взрывается от его прикосновения.
— Между прочим, — его тон внезапно становится ледяным. — Не я сверкал своими кружевными трусиками со стойки бара на весь зал.
Он резко опускает руки, переставая меня обнимать и ласкать. Отстранение настолько внезапно, что я чуть не падаю.