В ужасе округляю глаза.
Он уже отступил на шаг, его лицо снова стало непроницаемой маской.
— Намешала уже спиртного, — бросает он. — Завтра заболит голова.
Он не ждёт ответа.
Его пальцы смыкаются вокруг моего запястья, и он решительно поворачивается, увлекая меня за собой к выходу. Я почти бегу за ним, спотыкаясь, чувствуя, как жар стыда и обиды заливает моё лицо.
— Это я должна злиться на тебя! — вырывается у меня крик, когда мы выходим на прохладный ночной воздух. Он не останавливается, почти волоча меня за собой по дорожке к корпусам. — Ты позволил ей висеть на тебе!
Внезапно Джейс резко останавливается, так что я врезаюсь в него спиной. Он тяжело переводит дыхание, его плечи напряжены.
— Ну так подошла бы ко мне и высказала свои претензии! — он резко поворачивается ко мне и всплескивает руками. — А не вела бы себя как шлюха, танцуя на стойке бара на потеху всей этой толпе!
От этого слова у меня перехватывает дыхание. Я сужаю глаза и злость закипает во мне такой яростной волной, что темнота в углах сознания на мгновение отступает, сожжённая чистым, белым гневом.
— Я стала такой только благодаря тебе! — шиплю я, с силой складывая руки на груди, словно пытаясь удержать себя от того, чтобы броситься на него. — Это ты засунул меня в это красивое бельё! Это ты нарядил меня в это короткое платье!
Стоило начать, и слова хлещут из меня, как из прорванной дамбы.
— Я не умею в этом жить! Я не такая! Я не знаю, как быть твоей ла мэй! Я не знаю, как делить тебя с твоими бывшими! Я не умею флиртовать и не знаю, что делать, когда на меня смотрят! Я всего лишь хотела забыться! А ты… ты просто наблюдал!
Слёзы гнева и обиды застилают мне глаза.
Я с силой толкаю его плечо, проходя мимо ошеломлённого парня, и устремляюсь в сторону своего общежития.
Есть только одно желание – содрать с себя это красивое платье, стереть с кожи его взгляд и его прикосновения, натянуть свою старую, растянутую пижаму и провалиться в сон, где нет ни его, ни этой душераздирающей путаницы.
***
Утром просыпаюсь с трудом, будто кто-то вывернул моё сознание наизнанку. В комнате пусто, Стаси или ещё нет, или уже нет, но мне всё равно.
Голова…
Кромешный ад!
Она раскалывается на тысячи осколков, каждый удар пульса отдаётся болью в висках. Джейс был прав. Снова намешала разноцветных коктейлей…
Плетусь в душ и ледяная вода на секунду проясняет сознание, но не снимает тяжёлую, свинцовую шапку похмелья. Одеваюсь на автомате светлые шорты, простая белая футболка, мои потрёпанные, но такие родные кеды.
Накидываю мантию, словно пытаясь спрятаться от всего мира, и завязываю волосы в высокий хвост, чем туже, тем, кажется, меньше раскалывается голова.
В академии шумно и многолюдно.
Звуки врезаются в мозг, как гвозди. Я быстро нахожу аудиторию по зельям. Проскальзываю внутрь и пробираюсь на самый последний ряд, в угол.
Сажусь, стараясь стать как можно меньше и незаметнее.
Но это бесполезно. Мои однокурсники косится на меня и перешёптываются. Они даже не стесняются, зная, что я прекрасно понимаю, кого они обсуждают. Вероятно, новость о том, как я отплясывала на стойке бара, а потом меня уволок разъярённый Джейс Ангелов, уже облетела всю академию.
Я опускаю голову на сложенные на парте руки, закрываю глаза.
Боль накатывает новой волной.
Нет, так нельзя. Нужно срочно узнать, как снимать похмелье.
И желательно, прямо сейчас.
— Привет.
Слышу знакомый голос и чувствую, как кто-то опускается на соседнее сиденье. Медленно, чтобы не спровоцировать новый приступ боли, поворачиваю к нему голову, но не поднимаю её с рук.
— Ты станешь изгоем, если будешь общаться со мной, — отвечаю я Криссу с тихим стоном боли.
Кажется, даже веки у меня болят.
— Да брось ты! — Крисс фыркает и в его голосе слышится такая беззаботная лёгкость, что мне почти становится завидно.
Я краем глаза вижу, что он отлично выглядит, мантия небрежно распахнута, а под ней белый, тонкий джемпер, подчёркивающий его спортивную фигуру.
— Просто вчера ты отожгла на баре! Это был просто космос! — он с энтузиазмом хлопает меня по спине.
От этого дружеского толчка по моему хрупкому миру проходит настоящая волна землетрясения.
Я сдерживаю новый стон.
— Мне совсем нельзя пить, — тихо, уже почти плача, выдавливаю я, снова закрывая глаза. — Это был ужасный, ужасный провал.