– Мне кажется, ты слишком много знаешь. – Я забрала бутылку из его рук, сделала жадный глоток, чувствуя, как горло обожгло. На языке осталась приятная теплота и легкое послевкусие сливы. Матиас хрипло рассмеялся, достав сигарету.
– Ты же моя сестра.
Мы замолчали, передавая друг другу бутылку и сигарету. Почти как в старые добрые времена, когда приходилось прятаться от домоправительницы, которая за нами приглядывала. Наверное, нас с братом можно назвать теми самыми богатенькими ребятами, которым плевать на других, избалованными, наглыми, попробовавшими почти все из-за доступности и дозволенности. Это могло быть правдой, но не было. Может быть, только наполовину. Мы привыкли заступаться друг за друга. По крайней мере, я и Матиас. Сестра никогда не стремилась оказаться в мире беззакония и безбожия.
– Ты совсем не рада, что вернулась? – спросил брат, выпуская в потолок дым, витиеватыми узорами растворяющийся на белом полотне. Я усмехнулась, забирая у него сигарету. Рада ли я?
– Не знаю, – призналась я, – не думаешь, что у этого какой-то особый подтекст?
– Разве не сама захотела?
– Учеба закончилась. – Я пожала плечами, меняя сигарету на бутылку виски. – Отец сказал, что я нужна ему здесь.
– Думаешь, что-то назревает?
– Вряд ли ему понадобился бухгалтер под рукой, когда на хвосте полиция, а за забором война с двумя семьями.
– Спрятать информацию?
– Проще в Канаде, – мотнула головой я, задумываясь о таком скором возвращении. И правда, смысл? Отцу было бы проще держать меня подальше, где никто не знал, кто я. Как и убрать меня. Но я почему-то понадобилась ему здесь.
– Мне тоже ничего не известно, я думал, что ты по нам соскучилась, – усмехнулся брат, глянув на меня с легкой улыбкой.
– Не дождешься, медведь. – Я потрепала его по светлым волосам, все-таки понимая, что брата мне там не хватало, его шуток, задорной улыбки, небывалой серьезности, когда это требовалось. Пожалуй, если и подрывать кого-то из семьи Перес, то точно не Матиаса.
– Я безмерно рад, что у нас такие теплые отношения, Луиза, – ядовито проговорил Матиас, затем еще раз глянул на меня.
– Что бы ты без меня делал?
– Вероятно, умер бы от скуки в свои двенадцать из-за паранойи отца.
Я рассмеялась, опустив голову. Да, все мы тогда оказались на грани сумасшествия из-за очередных разборок с мексиканцами, с которыми отец хотел наладить поставки. Он так боялся, что нас могут использовать, что запер дома на несколько недель. Так что приходилось выдумывать занятия. Наверное, тогда мы с Матиасом и сблизились, то убегая от охраны, то прикалываясь над учителями. Мария же предпочитала корпеть над учебниками, поэтому изредка выглядывала из комнаты, чтобы попросить нас вести себя потише.
– Именно! Можешь считать, что я показала тебе этот мир!
– Так и было, Лу, – внезапно из голоса брата пропало все веселье, словно его окутал едва заметный туман ностальгии. – Ты была взрослой, чтобы мы с Марией могли подольше оставаться детьми. И неважно, что уже в четырнадцать отец начал готовить меня к делам.
– Кажется, она так и осталась ребенком, – отозвалась я, отбирая у брата уже вторую сигарету.
– А почему нет? Может, хоть у нее все будет по-человечески, – хмыкнул Матиас. Хотелось бы, чтобы в этих словах крылась правда. Все же, какие бы разногласия ни висели между мной и Марией, она моя сестра, я не хотела осуждать ее или злиться на то, кем она выросла. Я видела, как из маленького орущего комочка она превратилась сначала в девочку, отказывающуюся читать, а потом в девушку, которая выбирала компанию старых послушниц в церкви на холме вместо вечеринок и парней. Правда, мое нежелание осуждать сестру никогда не было взаимным. По какой-то причине Мария не особо меня любила. Кажется, мы выросли слишком разными, далекими друг от друга, как север и юг. Да и Мария часто оказывалась не тем, кем являлась на самом деле. Странно, что это видела лишь я.
– Ты прав, – согласилась я. В комнате воцарилась тишина, в которой мы сидели до тех пор, пока Матиас не поднялся на ноги и не подал мне руку. Я встала вслед за ним, чувствуя, как затекли ноги и спина. Взгляд брата скользнул по моему лицу, затем Матиас неловко потянулся.
– Пора спать.
– Рада, что ты это понял.
– Добрых снов, – отозвался он в ответ с легкой усмешкой на губах и вышел из комнаты, оставив после себя полную тишину. Я достала из кармана брюк пачку сигарет, закурила, пытаясь уложить события одного дня в голове. Вот я и вернулась из скучной, предсказуемой жизни в давно забытое безумие. И, признаться, иногда мне не хватало этого. Темной стороны, что скрывалась за семью замками. Той, что жаждала крови и пепла, упивалась властью, с радостью пила лучший виски и курила прямо в комнате с белоснежным ковром, не заботясь о том, что искры могли испортить мягкую поверхность. Мы все уже давно прогнили. Эта испорченность текла по венам вместо крови, насыщала легкие вместо кислорода. И я удивлена, что первым словом всех трех детей семьи Перес было не «дерьмо».