Сенаторы, преторианцы, другие приглашенные гости обжирались до боли в животе, напивались до такой степени, что тут же валились с ног среди объедков. В огромных порфировых вазах, стоящих на мраморных постаментах вдоль стен, горело земляное масло (7), отбрасывая отблески пламени на лоснящиеся от жира физиономии пирующих. Играла музыка, танцоров сменяли жонглеры и глотатели огня, потом выступали комедианты, потом акробаты и снова танцовщицы.
Все больше и больше людей пьянело. Они начинали гримасничать, бессвязно орать, спорить и ругаться, кто-то, напротив обнимался и начал петь. Приглашенные на пир историографы Дион Кассий и Максим Марий затеяли громкий диспут, сравнивая достоинства Александра Македонского и Ганнибала Барки. То тут, то там, заключались пари, кто больше выпьет. Когда спорщики, уже сами были не в состоянии пить их укладывали на спины, а рабы через металлические воронки заливали им вино прямо в глотки. Нескольких человек унесли без чувств, в том числе Фаста, одного из ближайших друзей Каракаллы. Он напился с горя, видя, что император променял его на неизвестного человека в маске комедианта.
Двое толстых сенаторов визжали и ползали под столами, иногда они гавкали, изображая собак и кусали других гостей за ноги. Из разбитых амфор лилось вино, отчего на полу и роскошных сирийских коврах образовались липкие лужи. Пар от горячего мяса поднимался к потолку.
Каракалла был доволен пиром, он опустошал чашу за чашей и диким отвратительным голосом распевал непристойные песни. Юлия Домна ушла, едва появились первые признаки разнузданности. Опеллий Макрин, тут же сел слева от императора. Он, почти не притрагивался к вину, но много ел и внимательно поглядывал по сторонам.
Двое всадников, раздевшись до гола лихо, отплясывали прямо на столах среди чаш и тарелок. Многие из гостей, и даже несколько сенаторов почтенного возраста, визгливо хихикая, гонялись за юными рабынями. Некоторые из девушек, включились в эту потеху и визжали, изображая страх, а после, когда их "ловили", отдавались, поймавшим их прямо на ложах и столах. Другие же, которым домогательства мужчин не нравились, отбивались от распоясавшихся гостей, чем попадется под руку.
Император, обняв Лоредана за шею орал:
- Ты, не просто мне друг! Ты, мне - брат! Смотри, какие рабыни красавицы. Выбирай любую! А можешь и двух и трех! А хочешь, я подарю тебе Галлию? Я серьезно! Будешь там наместником! Или Испанию! Ты ведь оттуда родом? Или нет, чего там Испания! Я подарю тебе половину Империи! Будешь моим соправителем! Ты, какую хочешь половину, восточную или западную? Лучше, бери восточную, провинции там побогаче и проблем меньше. Вот только, парфяне проклятые... Но ты с ними справишься! Проси что угодно. Душа моя! Брат мой!
Каракалла стискивал Лоредана в железных объятиях, обдавал винными парами, благо, маска немного защищала молодого аристократа от этой вони. Молодой аристократ, все пытался отстраниться, но сидя так близко от императора, сделать это было не просто.
- Музыка! Музыка! - заорал вдруг Каракалла. - Почему смолкла музыка! Эй, рабы, свиньи ленивые, живо вина этим бездельникам и пусть сыграют для нас!
Флейтисты, арфисты и трубачи, после выпивки задали такого жару, что казалось, затряслись стены. Звуки их инструментов слились в рев, визг, грохот и какое-то блеяние. Император хохотал до-упаду, вытирая курчавую бороду от стекающего жира.
Лоредан, спустя некоторое время, обратился к нему.
- Божественный, ты разрешишь мне…
- О, как я счастлив! - загремел Каракалла. - Слушайте все! Мой брат просит у меня! Говори же! пусть все слышат! Пусть все знают, что я ни в чем не откажу моему брату!
- Этого не нужно слышать всем, - прошептал Лоредан.
Каракалла нахмурил густые брови и свирепо взглянул на присутствующих.
- А ну, все заткните уши!
Когда это было сделано, Каракалла кивнул Лоредану с важным видом.
- Теперь, говори брат.