- У нас все еще есть дела, более важные дела, чем твои мысли сейчас, дорогая.
Потом он обернулся к Веронике и накрыл второй рукой ее руку. Женщина успела заметить полоску желтоватого света, мелькнувшую на долю секунды между его ладонями, которая заставила застыть обоих. Его королева была рада, что эта составляющая дара девушки не изменилась. На этом ее мысли по поводу судьбы членов ее семьи закончились, и она действительно решила вернуться к более важным делам.
Впервые Его королева уловила хоть малейший плюс в размышлениях людей о том, что другие должны делать для них, или как они важны для этого мира, или чем он обязан им, потому что они полностью оторвали Августу от реальности на все то время, что женщина была занята. И только ее грубый обхват за локоть вывел девочку из погружения в себя.
- Мы остановились на твоем отношении к твоей матери, - она повела её к той самой стене, на которую все это время опиралась ее мама. Она решила идти медленно.- Опустим ту часть, где я и мой муж делали ставки и перейдем сразу к моей любимой части. Посмотрим, кто же из нас в выигрыше.
Рука женщины делала ей больно. Но ее собственное смятение между двумя совершенно противоположными чувствами заставило ее игнорировать эту боль. Разобраться в себе для нее было куда важнее. Стремление понять саму себя, свое отношение к создавшемуся положению и то, как она выглядит в чужих глазах - это те вещи, которым она всегда придавала большое значение, и в эту секунду, они начали доминировать над всем остальным, заставляя её нервничать и сомневаться в принятом решении. Ах, это сомнение! Ужасное, ужасное дело, которое занимало её все то время, пока она стояла и смотрела на собственную мать. Стараясь ощутить что-то однозначное к ней, она предпринимала попытки анализировать ее поступки по отношению к себе. И каждая попытка в этом направлении давалась ей необычайно легко. Она теперь знала, как и почему мама делала и делает те или иные вещи для нее. Августа хорошо понимала своих родственников. По крайней мере, так ей казалось, она так думала и полагала, что так и есть.
То обстоятельство, что ее матушка так и не смогла уберечь ее от этих людей в красном, только подтвердило ее догадки. Она была права. Этой женщине, которая называет себя ее матерью, нет до нее никакого дела. Ее совсем не волнует, кем она будет после этого своеобразного обряда, что она будет делать и выживет ли она. Ей абсолютно наплевать на то, какой отныне станет жизнь ее дочери. И где-то глубоко внутри, где-то в самом отдаленном уголке своей души Августа всегда знала об этом. И в то же время, именно там теплилась надежда на то, что все иначе. До самого последнего момента, даже произнося слова о том, что у её матери своя жизнь и ей пора оставить её в покое, она хотела, чтобы мать разубедила её, помешала ей, предприняла какие-нибудь попытки, сделала хотя бы что-то, чтобы не дать случиться тому, что случилось. Но она не смогла. Она не хотела. Она оставила её. Оставила наедине с этими людьми, их фокусами и экспериментами, их силой и напористостью. Её - маленькую шестнадцатилетнюю девчонку оставила совершенно одну без поддержки и способа бороться, без преимуществ и права голоса. Как же родная мать осмелилась сделать это?! Как она могла?! Как?! И как после этого она еще осмеливалась говорить о любви?! Какая может быть любовь без полной отдачи, взаимопонимания и самопожертвования?! Почему она ничего не сделала?! Почему?! С каждым подобным вопросом она начинала думать о том, что ее надежда была слишком туманной, а ее слова, сказанные на эмоциях о том, что мама давным-давно потеряла ее - чистой правдой. Это беспокоило ее. Это вызывало жалость и сострадание к той жизни, которую избрала ее мама. К той жизни без борьбы, к которой сама Августа давно привыкла. Ей хотелось помочь ей. Хотелось избавить от того чувства безысходности и жалости к самой себе, которое она должно быть испытывает все это время, из-за которого она даже не в силах подняться с пола, потому что оно душит ее. Ей очень хотелось сделать это, пока она смотрела на нее. Она хотела подойти первой, понимая, что у матушки даже нет сил поднять головы. Сначала. Но чем дольше она вглядывалась в ее силуэт, тем больше ловила себя на мысли, что по большому счету мамочка слаба волей. Она слишком быстро сдаётся, не пытается бороться и готова вот так сидеть на земле, оставаясь просто зрителем без права голоса. Эта неспособность к сопротивлению вызывала у нее разочарование к самому родному ей человеку. Надежды и мысли о спасении её жизни рушились подобно карточному домику с каждой секундой, позволяя понять, что теперь ей остается надеяться только на саму себя, а мама... мама больше не такая. Мама уже ничего не в силах сделать для неё, а значит, она уже ничем не обязана ей. Они должны быть безразличны друг к другу. Она должна быть безразлична и беспристрастна. Августа понимала, что больше не нуждается в помощи кого-либо, особенно тех, кто не заслуживает быть рядом с ней. Мама теперь была одной из них.