От этого факта зависело очень многое. Ведь даже если магия была способна изменять вещи, сознание или взгляды, она никогда не смогла бы изменить саму сущность этих вещей, которая рано или поздно проявилась бы. Магия всегда оставалась только способом воздействия. Она вполне способна сделать из человека зверя со всеми присущими ему качествами, заперев при этом всю его человеческую натуру где-то глубоко внутри него самого, рискуя тем, что однажды она вырвется на свободу и одержит верх. Но ровно в такой же степени, эта самая магия могла освободить ту силу, что всегда была частью личности человека и все это время дремала внутри него. Тогда это означало бы, что сердце Августы к этому моменту уже наполнилось ненавистью и злобой. И все что Вероника сделала, это позволила дару и истинной натуре этой девчонки проявиться. Вот на что женщина надеялась и вот что она пыталась проверить. Потому что ей не нужна была мина замедленного действия, которая взорвется в самый неподходящий момент и спустит на тормоза все их усилия и мечты. Она слишком много вложила и отдала за одну лишь возможность обретения того, что желанно ее сердцу вот уже несколько столетий. И это желание было настолько сильным, что заставляло ее принимать несвойственные её натуре решения. Ведь вместо того, чтобы убить матушку Августы, даже после того как она стала бесполезной для них, женщина находила в себе силы сопротивляться этому, довольствуясь обычным наблюдением за этой странной для нее семьей. Она не думала, что настолько близкие люди могут относиться друг к другу таким образом. Игнорирование происходящего и бездействие в момент, когда собственный ребенок только начинает меняться, - вот тот поступок, который был за гранью ее понимания. Это удивляло ее, вероятно, поэтому она, пытаясь разобраться, не спешила действовать.
Но каждый раз, вглядываясь в силуэт этой женщины, что сидела сейчас перед ней, Его королева видела до боли знакомые чувства и совершенно иные отношения к ним. В этом мертвенно-бледном лице она смогла заметить лишь едва уловимую жизнь. Казалось, даже губы не были алыми, а приобрели фиолетовый оттенок, словно само сердце решило прекратить разгонять ее кровь по венам. Ее ресницы лишь чуть-чуть шевелились, когда она пыталась поднять глаза, но еще секунда - и желание сделать это у нее пропадало, и веки так и оставались опущенными. Немезида даже не была уверена в том, что она дышала. Её грудь вздымалась практически незаметно. Эта картина снова напомнила ей о той фарфоровой кукле, которая так же недвижимо стояла в углу этой комнаты на одной из полок стеллажа, и о той, которой она обладала очень-очень давно. В этот момент матушка Августы была очень похожа на них. Недвижимая, будто искусственная, хрупкая и беззащитная, будто лепесток цветка, отчужденная и почти забытая, будто призрак, - и все это Сабрина, которая выглядела совершенно опустошенной, лишенной всякого желания продолжать жить. Тем не менее, Его королева подвергала всё увиденное сомнению, не потому что не верила, а потому что ее не покидало чувство того, что она все еще бережет искорку надежды, что в ней все еще горит стремление исправить хоть что-то, что она еще в силах бороться. Она понимала ее сейчас как никто другой, и не исключала возможности еще одной попытки уберечь свою дочь с ее стороны. Она знала, если это произойдет, то это моментально расставит все точки в этой ситуации окончательно. Но на этот раз, действовать она не собиралась. Если этому суждено случиться, то она не станет вмешиваться. На этот раз, это не ее конфликт отношений. Сегодня, она только зритель, наслаждающийся действом этого своеобразного семейного спектакля, персонажи которого еще не совсем уверены в выборе собственных ролей.