— Нет.
Рестон грозно подбоченился.
— Ну так оставьте меня в покое, черт возьми!
— Ладно. — Арчи направился к выходу, хозяин — в шаге позади. Детектив смотрел по сторонам, надеясь увидеть хоть какой-то знак, хоть маленькую зацепочку, позволяющую разгадать истинную сущность хозяина дома. Строению было лет сто, а интерьер соответствовал примерно середине минувшего века. Прежние светильники заменены на хромированные образцы начала космической эры, которые сочетают в себе одновременно стиль ретро и некую футуристичность. Столовый гарнитур вроде бы сделан из толстого пластика. Из круглой красной вазы на столе торчит букетик желтых нарциссов. Арчи не знал, дорогая эта мебель или ее доставили в разобранном и упакованном виде из магазина «ИКЕА», однако понял, что она наверняка достаточно стильная.
Гостиная была менее фотогенична. Золоченая стенка будто куплена в комиссионном магазине. Нижняя кайма из золотого шнура в нескольких местах оторвалась и беспомощно провисла. Рядом с креслом и тахтой, обитыми розовым бархатом, стоял торшер с хромированным абажуром. Словно кто-то вызвался помочь Рестону обставить комнату, но между ними случилась размолвка. И все же здесь было гораздо уютнее, чем в убогой норе, которую арендовал Арчи. В гостиной сохранились «родные» встроенные шкафы. Шеридан пробежал глазами по полкам — всего лишь книги, расставленные аккуратными, плотными рядами. Но тот корешок он различит где угодно. «Последняя жертва». Впрочем, это еще ничего не значит. Многие имеют эту книгу в домашних библиотеках.
— Послушайте, — заговорил Рестон, — в школе Сьюзен не отличалась скромным поведением, поэтому вполне возможно, что у нее была любовная связь с кем-то из учителей. Но только не со мной, говорю же вам!
— Ладно, — рассеянно произнес озадаченный детектив. — Не с вами.
— Куда? — спросил таксист, когда Арчи вернулся в машину.
— Подождем здесь немного. — Такси было для некурящих, однако насквозь пропахло застоявшимся сигаретным дымом и хвойным освежителем воздуха. Ну почему все всегда нарушают правила? Шеридан позвонил по сотовому Клэр. — Еще раз проверьте алиби Рестона, установите за ним наблюдение. — Помолчал и добавил: — И если я говорю наблюдение, значит, чтобы ни одной лазейки не осталось! — Арчи прищурился на очаровательный, увитый глицинией домик Рестона. — Я хочу знать абсолютно все, даже если ему просто придет в голову выйти из дома.
— Дам поручение Гейлу и Флэннигану.
— Хорошо. — Арчи откинулся на липкую виниловую спинку сиденья такси. — А я подожду.
Когда Шеридан приехал к себе домой, уже стемнело. На автоответчике по-прежнему ни одного сообщения. Он решил воздержаться от кофе и открыл бутылку пива. Есть ли основания сомневаться в правдивости Сьюзен? Нет. Могла ли она внушить себе, что это случилось на самом деле? Пожалуй.
Как бы то ни было, Греттен раскусила ее. Арчи находил своего рода утешение в том, что Лоуэлл не только его, но и любого видела насквозь. Значит, он не отличался какой-то особой внутренней слабостью.
Детектив разглядывал фотокарточку улыбающейся Глории Хуарес. Раскрыта еще одна тайна — небольшое, но достижение. Он коснулся кончиками пальцев ее лба и отступил от стены спальни, куда только что приколол фотокарточку.
На стене скопилось уже сорок два портрета, сорок две убиенные жертвы, чьи родные и близкие наконец получили ответ на мучающий их вопрос. Невинно замученные смотрели на Арчи с фотокарточек, сделанных на водительские удостоверения, с любительских и школьных снимков. То был печальный, мрачный пантеон, и Шеридан чувствовал гнетущую скорбь. Ну и пусть. Он испытывал потребность постоянно видеть эти лица и находить в них объяснение тому, зачем каждое воскресенье навещает в тюрьме их убийцу. В противном случае ему останется только признаться самому себе, что притягательная сила Греттен заключается для него в чем-то совершенно ином — еще более страшном, чем образы умерщвленных ею людей.
В голове у Шеридана стучало, тело налилось свинцовой тяжестью. Но наступила воскресная ночь, а значит, завтра возобновятся занятия в школах, и убийца опять станет подстерегать на улицах школьниц.
Арчи высыпал все таблетки, что были в пенальчике, на ночной столик и аккуратно рассортировал, выстроив однотипные в свой собственный рядок. Потом снял рубашку, майку, трусы, пока не остался сидеть голым на краю кровати. Он мог видеть свое отражение по грудь в большом квадратном зеркале ночного столика. Шрамы, долгое время жуткого багрового цвета, теперь посветлели и обрели мертвенно-бледный оттенок. Арчи настолько к ним привык, что воспринимал почти как естественную часть организма. Он нащупал кончиками пальцев контур сердца — чувствительную выпуклую бороздку плоти, — и от этого прикосновения у него трепетно сжалось внизу живота.