Когда Сейвен и Лейла спустились с перехода, товарищей уже и след остыл. Они немного постояли, как бы о чем-то говоря и пошли к зданию вокзала.
— Ну ничего себе…
Главный холл вокзала явил высоту, едва ли уступающую высоте самого здания. Широкий, будто поле, высокий, точно небо, он утопал в радужном сиянии преломленных лучей. Над головой, откуда лилось свечение, раскинулся причудливый лес из горного хрусталя. Именно его граненые дебри искажали лучи солнца, наполняя помещение калейдоскопическим эффектом.
Народу в зале ожидания водилось побольше, чем на перроне. Одни прохаживались, другие стояли в очередях, третьи сидели, обложившись со всех сторон багажом. Однако никто из них не обращал внимания на великолепие залы. Как, впрочем, никто не обращал внимания на ларгов, застывших в изумлении у входа.
Отделавшись от первого трепета, Сейвен тихонько пихнул локтем спутницу. Лейла не разобрала жеста и продолжала стоять, высоко задрав голову и беззвучно шевеля губами. Тогда он взял ее под руку и не спеша повел через залу. Мимо заполненных кресел ожидания, билетных касс, забегаловок, газетных киосков, камер хранения, таблоидов, сквозь гомон и едва уловимые звуки музыки, они наконец подошли к выходу. Рядом, как и ожидалось, скучала публика в армейском.
Хранители городского порядка, насколько знал Сейвен, состояли в подразделении гелионской армии. Даже их форма отличалась всего лишь головным убором, да белыми перчатками. Их деятельность ограничивалась стенами города, зато полномочия в этих пределах были широчайшие. «Вплоть до расстрела на месте». Правда, Сейвен ни разу не слышал о применении крайней меры.
Рука Лейлы пробралась под куртку Сейвену и, с невесомой игривостью, устроилась на поясе.
— Обними меня, милый, — шепнула она на ухо немного обескураженному партнеру. — Пусть все видят, как мы любим друг друга.
Сейвену ничего не осталось, как ответить взаимностью.
Один из скучающих у стены блюстителей что-то сказал товарищу, кивнул в сторону ларгов, и они пошли в их сторону.
— Прошу прощения, моншер, — обратился один их них к Сейвену, и, учтиво прикоснувшись к козырьку фуражки, кивнул Лейле. — Фрейлейн. Моншер, разрешите взглянуть на ваше оружие.
«Проклятье!»
— Да, конечно, — Сейвен дружелюбно улыбнулся и передал запал.
— Да, запал, — закивал второй страж. — Очень хорошей работы.
— Калибр четырнадцатый? — вопросительно приподнял брови первый.
— Если быть точным, то четырнадцать и семь.
— Ох, мамонта можно с одного выстрела завалить.
— Не пробовал. Да и пусть живет, — пошутил Сейвен в ответ.
Они еще какое-то время рассматривали запал, один из стражей даже попробовал размахнуться, но для полноценного движения было слишком людно.
— Всегда мечтал о таком, — простодушно сознался первый. — Вот только дорогая вещица. Да и владеть ею надо умеючи. Но приятная, очень приятная.
— Не извлекайте оружие в городе, — предупредил другой.
— Само собой, — с серьезной миной закивал Сейвен.
— Хорошего дня, моншер. Фрейлейн.
— И вам того же.
С площади открылась панорама десятков тысяч зданий, обступивших вокзал амфитеатром. Город был настолько огромен, что его самые высокие строения терялись в рассветной дымке. «Или дыму». Воздух горчил перегоревшим маслом. Даже на этой площади, огромной настолько, что в ней мог запросто уместиться купол, автоскоров было слишком много. Правый край овальной площади преимущественно занимали автоскоры синего цвета. «Такси. Можно спокойно добраться на такси».
— Надо же, — Лейла слегка сжала ладонь, все еще лежавшую на поясе Сейвена, — ты, оказывается, и улыбаться умеешь. Приятная улыбка, кстати. Зачем раньше не пользовался?
— После нее лицо долго болит, — он убрал руку с талии Лейлы, и дальше они пошли врозь. — Это было решительно с твоей стороны.
— Считаешь? — засмеялась Лейла, а слегка зарделась. — Это от страха все. Я подумала, что если хранители примут нас за молодоженов или кого-то вроде, то они не будут сильно придираться. Честно говоря, когда они пошли к нам, то я решила, что это конец.
— Но вышло все как нельзя лучше.
Площадь опоясывал частокол фонарных столбов, под которыми росли ухоженные деревья. В этом своеобразном парке людей было особенно много. Они сидели на кованых лавочках, в изобилии расставленных чуть ли не под каждым деревом, лежали прямо на газонной траве. И всюду — улыбки и смех. Здешняя жизнь разительно отличалась от виденной ими в Нувакаре. «Милые и приветливые люди, чье благодушие добывает весь остальной мир. А они смотрят на прочих снисходительно и грустно: мол, как жаль, что вы — это не мы и никогда не сможете нами стать». Сейвен скрипнул зубами. «Конечно, Делио Флаби для них великий правитель. И конечно, вся Гелиония будет стремиться оставить все как есть».