В таксомоторном парке было из чего выбрать. Для непритязательных имелись простенькие автоскоры, для моншеров посостоятельней содержали дорогую и комфортабельную технику. Купол стоял в сотне километров от Сотлехта, поэтому имело смысл выбрать что-то получше. Да и фонды позволяли.
Город расширялся амфитеатром не случайно. Центральная часть Сотлехта, откуда выезжал их автоскор, была самой старой и полнилась зданиями, видавшими не одну сотню фаз. Каждое такое строение по праву могло называться архитектурным памятником. Гелионцы любили свою историю, независимо от того, золотом или кровью она писалась. С не меньшим уважением относились и к тому, что возводили предки. В тени раскидистых деревьев виднелись каменно-кирпичные стены древних замков и усадеб. В их стати ощущалось дыхание эпох, сменявших друг друга. С каждым новым километром этажи росли, а материал стен и их отделки менялись. Даже ограды и скверики дворов соответствовали господствовавшей некогда моде…
Чем дальше от вокзала, тем упорнее строения тянулись ввысь, а в их гранях становилось больше стекла и бетона. Но, что удивительно, улицы были все такими же чистыми и зелеными. Правда, в воздухе резче ощущался запах перегоревшего масла. Последнее объяснялось количеством автоскоров на дорогах, раздавшихся до трех каскадов в каждую сторону.
За окном мелькали рекламные шиты и растяжки, вывески магазинов, таблички контор и государственных служб, ресторанов и других присутственных мест. Тротуары были запружены толпами пешеходов, спешащих неведомо куда. Сколько Сейвен ни выглядывал из окна автоскора, он не видел ни заводов, ни фабрик.
— Все производство там, далеко за городом, — неопределенно махнул рукой водитель, на вопрос Сейвена. — В Сотлехте и так дымно от топливного масла. Хоть оно и растительное, но запах все равно есть. А там целые сектора построены. Наши туда вахтой работать ездят.
Городскую черту как будто отсекло гильотиной. Еще квиком раньше Сейвен любовался на отражение неба в колоссальных строениях, и вот автоскор уже несся среди зеленых лугов, полей и редких деревьев.
Самый грандиозный купол Вербарии напомнил Сейвену гнойник, чему в особой мере поспособствовал его цвет. По мере приближения неприятное ощущение лишь усилилось.
На площадке у главных ворот, где их оставил автоскор, Сейвен был готов поклясться, что ощущает затхлый дух.
— Это что с ним? — поморщилась и Лейла. — Система фильтрации поломалась?
— Я слышал, что они в водной прослойке рыбу разводят.
В доказательство сказанному мимо ларгов с шумом пронеслись три автоцистерны с надписями на бортах «Живая рыба».
— Какая гадость.
— Кому гадость, а кому фонды. Пойдем к тем деревьям, — и Сейвен указал на небольшую рощицу, топорщащуюся невдалеке. — Без пакета нам внутри все равно делать нечего.
В прохладной тени, вне посторонних глаз, они прождали с цикл, прежде чем объявились компаньоны. Из автоскора шагнули франты, в которых Сейвен с трудом признал товарищей. Теперь Диз щеголяла в деловом, строгом костюме темно-синего цвета, а Зак — в серой рубахе навыпуск с закатанными до локтей рукавами и в широченных брюках того же цвета. В руках он держал цветные пакеты.
— А мы тут гадаем, чего это они так долго, — хохотнула Лейла. — Ходьба по магазинам — просто гениальный способ замести след. Не считаешь?
Вместо ответа Сейвен помахал прибывшим рукой.
— Я, конечно, все понимаю, но это, — и Сейвен обвел рукой внезапный гардероб, — это перебор.
— Перебор?! — рявкнул Зак, получил от Диз по затылку и потише добавил. — Перебор — это то, во что мы вляпались. Вот, на — понюхай.
Он запустил руку в один пакет и достал сверток. Когда он развернул его, то в нос шибанула отборная вонь.
— И это была моя любимая рубашка!
— Как это понимать?
— Вон, у наставницы спроси лучше.
Сейвен и Лейла перевели вопросительные взгляды на Диз.
— Выбора у нас не было, — вздохнула она. — Пришлось пробираться по городской канализации. На перроне мы решили…