С наступлением ночи чувствую себя более уверенно, тем не менее, меня переполняет уважение, когда наблюдаю, как Ноа катается на коньках, как будто он был рожден для этого. Теперь я лучше понимаю, насколько это сложно, и не могу не смотреть на него с трепетом, когда он ускоряется и проезжает круг самостоятельно.
— На тебя действительно можно смотреть вечно, ты это знаешь? — говорю, когда он возвращается и берет меня за руку. — Ты чертовски хорош в этом.
Он ухмыляется, свет над катком отражается на его каштановых волосах.
— Спасибо. Я как-то даже и не думаю об этом. Катание на коньках — большая часть моей жизни, это как… второй я. Это будто у меня в крови.
— Всегда ли так было? Я имею в виду, ты вышел на лед, как только начал играть в хоккей?
Он отводит взгляд, и я вижу, что он немного смущается, когда говорит:
— Да. Я был практически рок-звездой с самого первого дня.
Я рассмеялась.
— И к тому же скромным.
— Ну, ты сама спросила! — он хватает меня за руки и кружит нас по льду. — И это не значит, что я тоже не тренировался изо всех сил. Просто с самого начала у меня была сильная тяга к фигурному катанию.
— Честно говоря, это потрясающе, — поддразниваю я, хлопая ресницами. — Я думала, что твоя огромная голова затруднит балансирование на коньках.
Он фыркает, тыкая меня в бок, а я дергаюсь, пытаясь сбежать от него.
— Ты сейчас дошутишься, Подсолнух.
— Да? — ускользаю от него, чувствуя себя достаточно смелой, чтобы попытаться откатиться назад, как он это сделал раньше, и отправила ему игривую ухмылку. — Или большая голова дает какое-то преимущество в хоккее? Ты…
Карма за насмешки над ним настигает меня почти сразу.
Мои ноги начинают раздвигаться, теряя равновесие. Когда пытаюсь прийти в себя, коньки выскальзывают из-под меня, и внезапно я падаю. Ноа в мгновение ока протягивает руку и ловит меня, но все происходит так быстро, что он не может устоять на ногах.
Мы падаем вместе, и он разворачивается, так что его тело оказывается под моим, смягчая мое приземление. Я тихо вскрикнула и рухнула на него сверху.
— Извини! — я задыхаюсь. — Ты в порядке?
Наши ноги переплетаются, и я пытаюсь подняться обратно, но он цепляется за меня, удерживая там, где я нахожусь. Должно быть, он не ударился головой или чем-то еще, когда мы падали, потому что на его лице нет никаких признаков боли. Вместо этого весь жар, который видела в его глазах ранее, вернулся с большей силой, затемняя его радужку до кобальтово-синего цвета глубокого океана.
— Все прекрасно, — грубо бормочет он. — Я прекрасен. Именно так.
Его руки скользят вниз, обхватывая мою задницу, и он поднимает голову, чтобы поцеловать меня. Я целую его в ответ, слегка дрожа. Так близко ко льду, кажется холоднее, и это заставляет еще сильнее прижаться к теплу его рта.
— Знаешь, сегодня вечером ты добилась улучшений, — говорит он мне. — Думаю, ты заслужила награду.
— Вот как? Какую именно награду?
Он перекатывает нас так, что я оказываюсь под ним, поддерживая мой затылок одной рукой.
— Награду в виде того, что я съем тебя прямо здесь, на льду, и заставлю кончить мне на лицо.
Мои глаза расширяются.
— Но… здесь же холодно!
— Тем больше у меня причин согреть тебя, — он стягивает с себя куртку и просовывает ее мне под бедра. — Видишь? Твоя задница теперь не замерзнет.
Я смеюсь, хотя уже промокла. У Ноа есть способ возбудить меня одними своими словами, что никому еще не удавалось, и должна признать, что меня заинтриговала мысль о том, каково было бы, если бы он набросился на меня прямо сейчас.
— Ну, если ты действительно думаешь, что я была хорошей ученицей, чтобы заслужить это… — многозначительно замолкаю, закусив нижнюю губу.
Ноа издает горловой стон и тянется к поясу моих штанов. Они эластичные, и это хорошо, потому что ему легче стягивать их на мою задницу и бедра. Он стягивает их до моих икр вместе с трусиками, и шок от холодного воздуха на влагалище заставляет меня ахнуть.
Но холод тут же контрастирует с теплым языком Ноа, когда он зарывается лицом между моими ногами и начинает пожирать.
— Боже мой, — выдыхаю я.
— Хорошо?
— Да. Ох, черт… — я извиваюсь под языком Ноа, и он жадно стонет.
Надеюсь, Лерой не поймет, что что-то забыл, и вернется, но эта мысль вызывает отдаленное беспокойство, поскольку мое тело пытается обработать все различные ощущения, которые испытывает. Мое дыхание поднимается перед лицом крошечным облаком каждый раз, когда выдыхаю, и всякий раз, когда Ноа приостанавливает свое восхитительное нападение на клитор, поток холодного воздуха проносится по моей мокрой коже. Контрастные температуры пробуждают каждый нерв в теле, усиливая ощущения, когда Ноа сжимает губы вокруг клитора и сосет его.