Блондин мягко улыбнулся и опустил ладонь мне на колено. Пальцы жарко сжали его, нежно массируя.
Я даже немного растерялась. Обычно Никита такой сдержанный. Он никогда не давил на меня, зная, что я смущаюсь или мне не комфортно. Этим он меня и покорил.
– Ну, что ты, в самом деле? Полбокальчика вина - это так, баловство, - попытался он меня успокоить.
Растеряно пожав плечами, я подняла глаза и встретилась взглядом в зеркале заднего вида с глазами Наташки. Явно застав ее врасплох, я успела заметить горькую складку у ее губ. Но стоило мне моргнуть, как ее ярко-красный сочный рот уже растянулся в усмешке.
— Ну, что вы, голубки, все не намилуетесь? – ее голос прозвучал неестественно надломленно.
Это заставило меня обеспокоено присмотреться к ней.
Брюнетка судорожно сжимала свою сумочку. Глаза подруги странно поблескивали, словно в них скопились непролитые слёзы, готовые вот-вот хлынуть потоком.
«Перепила, что ли…» - с тревогой подумала я, откидывая прядь волос, что ветерок из приоткрытого окна кинул мне на лицо. Видя то, как дрожит подбородок подруги, я поняла, что тут что-то серьёзнее, чем алкоголь. Скинув руку ласкающую мою коленку, я посмотрела в возмущенное лицо Никиты.
— Остановись!
— В смысле?! – удивился парень. - Посереди дороги?!
Я обеспокоено посмотрела на Наташку, что прикусила костяшки своих пальцев.
— Да остановись ты, кому говорю?! - мой голос зазвенел от гнева. - Натке плохо!
Злобно чертыхнувшись, Никита бросил уничтожающийся взгляд на Наташку, но все же послушал меня и свернул к обочине.
Не обращая внимания на сопение блондина, я перелезла на заднее сидение.
Наташка уже ревела белугой, периодически икая.
– Выйди, Никит! Нам надо поговорить, - я насколько раз провела в успокаивающем жесте по голове подруги.
Никита поджал губы, от чего они стали сплошной линией, громко вздохнул и, открыв бардачок, вытащил пачку сигарет.
Сосредоточившись на подруге, я только по хлопнувшей двери авто поняла, что парень оставил нас наедине.
– Ната? – мягко позвала я.
Оторвав, наконец, руки от лица девушка шумно утёрла нос ладонью.
Перегнувшись на своё сидение, я вытащила из сумочки влажные салфетки и протянула их подруге.
Она замерла, кривя рот со смазаной помадой. Спустя момент, все же взяла их и шумно высморкалась в салфетку.
– Наташ, ну ты чего? Что случилось-то? - аккуратно начала я, боясь вновь спровоцировать всплеск эмоций со стороны подружки.
Та подняла на меня заплаканные с потёкшей тушью глаза и вдруг четко сказала:
— Дура ты! - всхлипнула она и обняла меня за шею, крепко сжав волосы на затылке, пробормотала куда-то мне в шею, обжигая горячим дыханием кожу. —Добросердечная дура…
Глава 12
В это мгновение громкая телефонная трель заставила Наташку чуть ли не подскочить на месте. Она чертыхнулась и принялась рыться в сумочке с леопардовым принтом.
Я заметила, как у Никиты залегла складка раздражения меж бровей. Он уже открыл было рот, как Наташка выпалила, протягивая мне свой простенький кнопочный телефон:
— Вик, твоя бабуля!
Я приняла телефон из рук подруги.
— Извините, - и, соскочив со своего места, быстро удалилась из залы.
Не люблю разговаривать по телефону при ком-то и уж тем более, нет желания делать это под бдительным оком Кайрата Нуртасовича. Оказавшись на просторном балконе-террасе, куда меня проводил вежливый официант, я быстро перезвонила бабушке. Уже после первого гудка в динамике послышался взволнованный голос:
— Вика! Вика?!
Я испуганно подобралась.
— Да, бабуль это я! Что случилось?
На том конце провода послушалось шуршание и облегчённый вздох.
— Не могла до тебя дозвониться! Полчаса звонила, - обеспокоено ответила старушка, от чего я виновато прикусила губу.
— Прости, ба. У меня наверно на беззвучном стоит. Все хорошо, не переживай.
— Ну, как не переживать, Вика? – словно не слыша меня, продолжила бабушка. - Времена сейчас такие. Это мы могли пойти ночью хоть в поле танцевать, а сейчас что…
У меня перед глазами встало обеспокоенное, сухонькое лицо своей бабушки Нины Петровны. Морщинистая кожа, впалые щеки, седые скрученные в гульку волосы, но при этом поразительно глубокие зелёные глаза.
Когда-то эти глаза были полны огня и задора, но после гибели моих родителей, этот свет погас.
Как говорила бабушка, теперь она живет только ради меня. Мой отец был единственным ее сыном. Для бабы Нины его смерть стала непосильным ударом.