Я дернула уголком рта и пожала плечами.
– Тебе виднее, как распоряжаться прислугой, – ответила я.
– Что ж, – сказала Виталина и окинула меня пристальным взглядом. – Если ты действительно все осознала, сидеть и думать над своим поведением больше не имеет смысла. Можешь занять место моей фрейлины. Будешь помогать укладывать мне волосы и следить за платьем. Эти дурехи ни на что не способны, – посетовала Виталина и виновато улыбнулась, как бы приглашая меня присоединиться к ее горю по поводу нерадивости горничных.
Я же открыла и закрыла рот, хлопая глазами.
Это что, предложение сделать меня старшей прислугой? Кажется, моя дорогая сестра перечитала сказок. Я несколько раз вдохнула и выдохнула.
– Фрейлиной, Виталина? – переспросила я. – Не знала, что графиням полагаются фрейлины. Еще и с титулом герцогини.
– Лирей, – прощебетала Виталина, оборачиваясь, и мягко, но ощутимо взяла меня за руку. – Герцогиней ты станешь не раньше достижения совершеннолетия, когда выйдешь замуж. Таковы обычаи рода герцогов Альбето, и я здесь ни при чем. А ко мне сватается его светлость герцог Эберлей. Ты же знаешь, он претендент в очереди на корону, а значит, я смогу стать королевой, и тогда моей фрейлиной может быть даже герцогиня.
– Виталина, – хмуро перебила я сестру. – Герцог Эберлей никогда не станет королем, и ты прекрасно это знаешь. Претендент в очереди на корону он, кажется, девятнадцатый.
– Восемнадцатый, – холодно заметила Виталина. – И я не понимаю, почему ты споришь, Эя? Может, я ошиблась в тебе и ты не до конца осознала?
Я покосилась на Микаэлу, та опустила глаза. Бросила взгляд на горничных – их лица само бесстрастие.
Захотелось влепить Виталине смачную затрещину, но, кажется, еще и весны в башне я не выдержу.
– Так что ты молчишь, Эя?
Изящные, словно вырезанные из двух длинных листочков, брови Виталины поползли вверх.
Я вспомнила, как одиноко было там, наверху, в компании изредка прилетающей пары голубей и церковных книг, и опустила голову. Кулаки сжала так сильно, что показалось, сейчас все услышат хруст моих пальцев.
– Ну-ка, Сейла, – сказала Виталина горничной. – Передай щипцы для завивки моей сестре.
Горничная присела, склонив голову, и протянула мне щипцы. Я сделала над собой усилие, чтобы не оттолкнуть ее руку. Выдохнула, принимая щипцы, и подцепила темную прядь Виталины, после чего принялась накручивать ее на нагретый зеленый стержень.
Виталина победно усмехнулась, послала Микаэле взгляд, мол, я же тебе говорила.
– Эя, – позвала Микаэла. – Ты слышала новости?
Мне на голову обрушился поток сплетен: о том, как графиня Ассамлер родила темного, с раскосыми глазками младенца, точь-в-точь королевский конюх, а желтое платье леди Оуберн, племянницы королевы, просто жуть как ее портит; о том, что, того и гляди, вспыхнет новой волной мода на эти ужасные парики, придется таскать дом на голове, а все потому, что тетя короля перебрала наливки и заснула возле камина, из-за чего лишилась львиной части своей шевелюры, и прочее, и прочее.
– Ах, Лирей, нам так тебя не хватало, – прощебетала Виталина, всовывая руки в рукава платья бордового бархата, подаваемого мной. – Правда, Микаэла?
Микаэла с готовностью закивала, помогая затянуть черную шнуровку. Круглый глубокий вырез спереди и треугольный сзади, из него торчат крылышки лопаток. Платье, бесспорно, очень идет Виталине, но зачем так наряжаться для семейного ужина?
– Но тебе непременно надо переодеться, – тоном, не терпящим возражений, сказала Виталина. – Это платье никуда не годится. К ужину приглашены герцог Эберлей с племянником, со своими сквайрами, и, конечно, будет тетя Сецилия с компаньонкой.
– Боюсь, мои платья не подойдут для столь высоких особ, – холодно сказала я.
Между прочим, года не прошло, как пропала мама, а сестры, оказывается, вовсю разъезжают по балам и принимают гостей!
– Брось, Эя!
Виталина как раз выбирала веер и шутливо хлопнула меня по руке распахнутым веером с павлиньим пером посредине.
– Теперь нет никакой необходимости возвращаться в башню. Твои покои ждут тебя. Надень то голубое, нет, пожалуй, синее бархатное платье. И эти волосы… надо что-то сделать с твоими волосами.
– А что с моими волосами?
– Цвет, Эя, цвет. У мамы они были теплые, светлые, а у тебя прямо пожар на голове! Пойми, это неприлично. Может, стоит окрасить их соком мускатного ореха, приглушить яркость? Или, наоборот, осветлить? Тебе пошло бы быть блондинкой, Эя.
– Тогда надо и кожу покрасить какой-нибудь гадостью, – буркнула я. – В сочетании с моими зелеными глазами точно буду жаба жабой.