Жесткий темп казался Анес чем-то на грани сумасшествия, ей было больно, но до ужаса хотелось еще, хотелось глубже. Резкие рывки Ореста вырывали из ее тела хриплые стоны, и он так же рычал и кряхтел. Они по звукам и вправду напоминали зверей, что неистово совокупляются в лоне природы.
И слова были не нужны, они языком тела понимали, что кому нужно. Она выгибала шею, и Орест припадал к ней, покусывая и всасывая кожу. Он становился менее агрессивен в их танце, Анес ногами прижимала его ближе, заставляя быть глубже, и снова дикий темп возвращался. И это было потрясающе — так понимать друг друга без слов, основываясь на дыхании и движении. Будто они были продолжением друг друга.
И уже после, когда Орест лежал на ней, ожидая, пока опухоль спадет, Анес прижимала его к себе, ощущая, как горячее семя разливается внутри, а Орест тяжело дышал, уткнувшись в ее шею. Анес чуть улыбнулась и погладила его рыжие волосы, она вдыхала опьяняющий мускусный запах своего мужчины. Она могла бы так лежать вечно, ощущая его тяжесть на себе, слушая звуки леса, вдыхая как наркотик его аромат.
Орест поцеловал ее шею и поднял голову, снова припав к губам в нежном и благодарном поцелуе.— Как ты? — прошептал он, обдав Анес таким же пьянящим дыханием.Та улыбнулась и погладила рукой его по щеке.— Мне хорошо, муж мой.Он усмехнулся.— Прости, я так распалился, что совсем забыл о тебе.— Нет, нет, все было… Приятно. Даже лучше, чем когда мы в шатре. Хоть я и не… а… — она запнулась, не зная, как это назвать. Да, она помнила большее удовольствие в прошлые разы, но под конец. А тут каждый выпад Ореста сопровождался спазмом боли и удовольствия, и так равномерно и приятно, без накатывания, и без того, что будто бы она распадается в конце.— Кончила? — ухмыльнулся по мальчишески Орест.Анес сглотнула, и казалось, что смущение ее ни разу не было связано с нутром, которое снова сжало плоть мужа, желая еще, чем вызвала блеск в глазах волка и заставила улыбнуться шире.— Так я могу это исправить. Только узел спадет и…— Мне бы… Хотелось просто полежать с тобой. Ноги… ну, болят.Орест понимающе улыбнулся, да, после таких диких игрищ не натренированные мышцы ломит от напряжения. Так и сейчас ноги его жены подрагивали.— Мне казалось, что у девушки, которая работает в поле, бедра должны быть более подготовлены, — и легонько шлепнул ее по икре, погладив место удара.— Я не так часто в поле и работала, — улыбнулась она, завороженно крутя на палец и перебирая кудри Ореста. — Больше в доме была. Хозяйство, были куры, огород да деревья.— И все, а как же ты отдыхала?— Отдыхала? — задумалась Анес. — Хм… Ну, были минуты безделья, чаще зимой, когда отец уходил подрабатывать к лесничим и конюхам. Я…спала и пила ситр у печки, а в остальном всегда была работа.— Ситр? — улыбнулся Орест и стал выходить из нее и приводить себя в порядок. Анес так же свела подрагивающие ноги и накрыла их юбками. Орест подсел к ней, обнял за талию, а Анес с удовольствием прижалась к его плечу.— Да, делала из яблок и сахара, иногда выпрашивала в таверне специй.— Могу заказать, чтобы тебе привезли.— Хм… да я бы сама сделала. Тебе бы дала попробовать, — мечтательно произнесла она. Так хорошо было, нега от соития еще не прошла, а желание близости еще более усилилось. Очень легко было так сидеть, будто все, что было ранее, осталось плохим сном, а магия и уют момента грели и не отпускали.
— Орест, — тихо сказала Анес, смотря на покачивающиеся верхушки деревьев.— Что, моя Луна, — сказал Орест, проходясь губами по ее макушке.— А как ты стал альфой? Ты же говорил, что с отцом не дрался…— Нет, не дрался. Но когда отец передал мне стаю Черных волков, это был небольшой отряд из бывалых воинов. Мы жили на окраинах наших родных земель и старались вернуть тех волков, кто еще верен былым идеалам. Было много маленьких стай, которые не знали, что делать, и думали, что одни остались. И те, кто за мной пошел, и те, кого мы подобрали в лагерях Отступников, они и стали моей стаей. Чаще это были дети, которые родились от пленниц и были не более, чем рабочей силой.Она вздохнула, вспоминая рассказы о девушках в красной палатке. Анес даже страшно представить, что пережили те пленницы.— Да, я заметила, что в лагере много молодых воинов.— Они только заступили в качестве ратников. На свои двадцать пять циклов.— Двадцать пять циклов? Это… это много, да? — немного смущенно сказала Анес.А Орест только посмеялся.— Да, в этом возрасте у вас уже второго детенка заводят, если не третьего. Мы живем и взрослеем не так, как люди и импы, малышка. Дети быстро растут первые десять циклов, а потом медленней, хоть и выглядит на все пятнадцать циклов, — и посмотрел на Анес. — Понимаешь, сколько это. Это как десять циклов, но еще пять.— А! Теперь поняла. Так это как Пакара!— Да, примерно так, но Пакара все же девушка. Вы созреваете скорее, — и погладил Анес по щеке, от чего у нее появился румянец.А Орест лишь улыбнулся ей. Какая все же его жена невинная, и от этого еще приятнее ее смущать и учить всем постельным прелестям.— Да… наверное. Моя бабушка умерла, когда я была совсем мала. Обо всем мне рассказывала мама Пакары.— И тесно ты общалась с ее семьей?— Не особо. Они управляют трактиром. А ее мама — знахарь. Отец привел меня, когда… — она запнулась, не решаясь.— Что, Анес, говори, — настоял Орест.— Не могу, о таком с мужчинами не говорят, — тихо сказала она.— Почему? О чем же? — вздернул он бровь, а сам внутренне напрягся, может, кто-то еще был? Но его пара была невинна, когда он забрал ее с деревни.— Не говорят. Такое только с матерями да с другими женщинами говорят.— Анес! — строго сказал он, вложив в голос силу. Если она пошла к знахарю, может, есть недуг, о котором он должен знать.