Я стояла перед ними совсем одна, с неестественно прямой спиной, глядя только перед собой.
Мне было страшно, больно и одиноко, но помощи ждать неоткуда. Единственный близкий человек — отец, молчал, стыдливо отводя взгляд от родной дочери.
— Мейлин в своем праве, — ответ жреца заставил всех вздрогнуть.
Я знала, что он не посмеет мне отказать, но все равно незаметно выдохнула.
Мачеха чуть не захлебнулась:
— Вы разве не видите? Она же просто завидует моей девочке! Хочет ей свадьбу испортить, — взмолилась она, протягивая к нему руки, — она вообще не имела права сюда приходить! Мы отправили ее в монастырь за то, что…
— Это не важно, — прервал он, даже не взглянув на нее, потом обратился ко мне, — ты понимаешь последствия?
— Да, — покорно ответила я.
— Понимаешь, что на рассвете ты будешь отправлена в изгнание за пределы страны и больше никогда не сможешь вернуться домой.
Лучше в изгнание на чужбину, чем в монастырь под контроль мачехи.
— Да.
— Понимаешь, что будешь лишена имени и принадлежности к роду?
— Да.
Цена высока, но разве это имеет значение? Я была готова на любые жертвы.
Потому что метка, которую у меня украли мачеха и ее дочурка, ушла не полностью. Часть ее осталась глубоко внутри, пульсировала, требуя насыщения и причиняя нескончаемую боль в сердце.
И если я не получу дракона на эту ночь, то к утру она попросту убьет меня.
— Да будет так, — сказал жрец, снова берясь за иглу.
Я протянула ему руку без страха и сомнений и, когда холодное острие вонзилось в ладонь, даже не поморщилась. Он собрал несколько капель моей крови и опустил их в чашу с вином. Потом протянул ее мне:
— С того момента, как стемнеет и до первых лучей солнца кровное право Мейв твое.
Дракон позади меня яростно зашипел. Даже он не мог противиться воле Верховного жреца. Ханна капризно захныкала:
— Мама! Ну что ты молчишь? Прогони ее! Мама!
Увы, маменька в этой ситуации была совершенное бесполезна.
Я сделала три больших глотка и вернула тяжелую чашу жрецу.
— Эта ночь и брачное ложе принадлежат тебе, юная Мейлин. По утру ты должна будешь сказать ошиблась ли сестра в своем выборе, отречься от рода своего и покинуть замок, чтобы не вернуться никогда. А до тех пор церемония будет остановлена.
Я низко поклонилась, принимая его слова, а потом обернулась к гостям.
Сколько злости на меня было направлено! Сколько неверия и презрения!
И когда я уходила из зала, гордо подняв голову и глядя только перед собой, к хлесткому «лгунья» и «воровка» добавилось еще одно прозвище. Распутница.
На пороге я оглянулась последний раз.
Свадьба смешалась. Гости галдели, возбужденно обсуждая произошедшее. Шутка ли, правом Мейв за последние лет сто никто и не пользовался. Дракон кипел, до хруста сжимая кулаки, и вслед за ним снаружи ярилась вьюга. Она завывала, бросалась на стены храма, пытаясь прорваться внутрь и сокрушить тех, кто встал на пути. Маменька утешала рыдающую Ханну. Сестра как заведенная повторяла:
— Ну, скажи ей! Скажи! Мама! Сделай что-нибудь.
К своему праведному возмущению, Барнетта ничего не могла сделать. Верховного жреца невозможно ни подкупить, ни отговорить, ни запугать. Закон, есть закон, и он неотступно ему следовал.
Мне хватило гордости и выдержки достойно покинуть зал, но стоило выйти в пустынный коридор и увидеть тяжелые серые своды да стены с потускневшими картинами, восхваляющими прежнее величие рода Вэлери, как силы покинули меня.
Я с трудом вдохнула и тут же почувствовала, как в сердце вгрызается ледяной шип, а на глазах собрались первые слезы.
— Нет времени! — прошипела, размазывая их по щекам.
Я не питала иллюзий относительно того, что мачеха проглотит обиду и позволит мне выполнить задуманное. Пусть в открытую спорить со жрецом она не смела, но сделать так, чтобы я не смогла придти на эту ночь – в ее силах.
Поэтому я бросилась на первый этаж к своему укрытию — потаенной нише позади мраморной статуи Хранителя Рода. Он стоял лицом к главному входу, добродушно раскинув руки для объятий, и улыбался, обещая защиту каждому, кто к нему придет.
Меня он защищал не единожды.
Я протиснулась сквозь узкий разлом, затем, упираясь ладонями и ступнями в противоположные стены, аккуратно вскарабкалась на высоту в два человеческих роста и уселась на выступ. Мой тайник был тем хорошо, что сверху я могла видеть весь холл, вход в замок и две тяжелые каменные лестницы, полукругом уводящие на второй этаж, а меня увидеть было невозможно.
И только я устроилась, как раздались голоса гостей, спешно покидающих незавершенную церемонию. Их глаза блестели от возбуждения, а рты ни на миг не закрывались. До меня доносились обрывки их слов: