В два шага он оказался рядом со мной. Сердце ухнуло, когда жесткие пальцы сомкнулись на моем горле.
— Думаешь, это шутки? — Шейн склонился ко мне, опаляя холодом ледяных глаз.
Ему ничего не стоило свернуть мне шею. Просто сжать суть сильнее, сдавить так, чтобы хрустнули позвонки. Но тогда пришлось бы держать ответ перед Верховным жрецом.
— Разве похоже, чтобы я улыбалась? — мне было так горько, что эта горечь пенилась в каждом слове, — ты предал меня…
Пальцы на моей шее сжались еще сильнее. Шейн рывком притянул меня к себе, спечатав в каменную грудь.
— Предал? Я? Тебе напомнить, как стерлась твоя метка?
— Не стоит, — прохрипела я, хватая воздух ртом.
Эти воспоминания и так отпечатались в моей памяти кровавым клеймом.
Как дракон, прибыл в наш замок, чтобы забрать меня, свою истинную… Как сладко заходилось сердце от счастья, когда смотрела на него… Как ярилась мачеха, недовольная тем, что у ее падчерицы будет муж-дракон.
А потом все сломалось.
Меня вызвали в главный зал, непривычно хмурый Шейн попросил показать метку, и я, не чувствуя подвоха, задрала рукав, выставляя на всеобщее обозрение запястье с морозной вязью. Он провел по ней пальцем, и рисунок попросту смазался, будто был нарисован дешевой тушью.
И тут же, словно по волшебству, метка появилась у моей сестры, а мачеха поспешила обвинить меня в подлоге и воровстве.
И ей поверили. Все. Включая Шейна.
В тот день дракон впервые посмотрел на меня с ненавистью, как на преступницу посмевшую посягнуть на святое. И никакие мои слова, никакие клятвы и слезы не смогли исправить ситуацию.
Отныне его истинной была Ханна.
Свадьбу не отменили. Только невеста сменилась.
— Ты думала, твой обман не раскроется? Думала так и сможешь жить, прикрываясь фальшивой меткой?
Моя метка не была фальшивой, и часть ее по-прежнему пылала в груди, с каждой секундой раскаляясь все сильнее. Только он не чувствовал ее.
— Ты ошибаешься, — просипела я, хотя не собиралась оправдываться, — когда-нибудь…
Шейн не слушал меня, не хотел слышать:
— Ты хотела лишить меня Истинной! Ты знаешь, что это значит для дракона? Ты знаешь, что это значит для всего моего рода?
Ты сам лишаешь себя истинной! Веришь обману и идешь в ловушку.
Мне хотелось выкрикнуть это ему в лицо. Кричать снова и снова, пока он не поймет, не почувствует, что это правда.
Но вместо этого я через силу обронила:
— Мне плевать.
Перед глазами все плыло от нехватки воздуха, и только когда голова пошла кругом, дракон разжал пальцы и оттолкнул от себя.
Я устояла.
— Жалкое ничтожество, — выплюнул он и отвернулся к окну.
— Как бы тебе не пришлось потом жалеть о своих словах, дракон.
— Никогда.
Горло болело, но я не позволила себя проявить слабость и прикоснуться к нему. Вместо этого принялась расстегивать пуговицы на платье.
У меня не осталось ни дома, ни любимого, ни будущего, ни гордости. Единственное, что было в моих силах – это сохранить собственную жизнь.
Блеклый наряд упал серым комком к моим ногам. Я осталась в короткой нательной рубахе, едва прикрывающей бедра и ежилась от того, как студеный воздух облизывал кожу.
Шейн следил за каждым моим движением сквозь отражение в окне, потом все-таки обернулся.
Еще несколько дней назад он смотрел на меня ласково и с уважением, а теперь в его взгляде пылало бешенство и тьма.
Я не боялась ее. Меня уже ничего не пугало, и в душе все больше ширилось равнодушие. Будь что будет.
Переступив через платье, я подошла ближе к напряженному мужчине.
— Ночь длинная, дракон. Не тяни время.
По имени я больше его не называла.
Его сила обжигала, давила на меня, взгляд – промораживал насквозь.
Чужой, хотя еще совсем недавно был моим. Теперь его манила новая Истинная, а я…во мне он больше не нуждался.
— Мне долго ждать? — я смогла усмехнуться несмотря на то, что сердце плакало и корчилось в агонии, а душа полыхала от обиды, — вряд ли моей сестренке нужен муж, который не в состоянии выполнить свой супружеский долг.
Я его злила. Специально. Потому что злость лучше молчаливого презрения, потому что мне самой так легче.
— Торопишься? — его губы растянулись в хищной ухмылке, — что ж, будь по-твоему.
Он неспешно, словно издеваясь, расстегнул пуговицы на серебристом жилете и повесил его на спинку стула, потом так же размеренно занялся рубашкой. Все это время его взгляд не отрывался от меня. В нем было так много всего, что, к сожалению, не осталось места для любви.