Деньги, однако, неграм все равно были нужны, а солдатам жалование часто задерживали, так что, скорее всего, обвинения в воровстве и проституции напраслиной не были. Сами солдаты потихоньку растаскивали военное имущество, и очень скоро в синей форме по Мемфису ходили уже не только настоящие солдаты.
Обстановка в городе накалялась, так что в декабре 1865 года жители были уверены, что вот-вот начнется резня, причем черные будут резать белых. В город срочно были переброшено несколько регулярных частей, однако зима прошла сравнительно спокойно. Само собой, черные солдаты продолжали вести себя развязно, задевали белых, сталкивали их с тротуаров и нецензурно выражались во всеуслышание. Полицейские-ирландцы, в свою очередь, отлавливали одиноких черных солдат и избивали.
30 апреля 1866 года полицейские попробовали арестовать негра за хулиганство, однако поблизости оказались черные солдаты и арестованного отбили. Полицейские удалились за подкреплением и вернулись, арестовали двух солдат, однако тут началась стрельба. Как утверждают, поначалу стреляли в воздух, но потом как-то так получилось, что один из полицейских был убит, а другой сам себе прострелил ногу.
Полицейские снова отправились за подкреплением, да еще гражданский отряд созвали, распространяя слух, что черные солдаты восстали. Вооруженная толпа (нет, не только ирландцы, их была примерно половина) устремилась к форту Пикеринг, куда после небольшой перестрелки отступили черные солдаты. Капитан Аллин, командующий гарнизоном, солдат разоружил и выслал регулярные патрули в город – задерживать черных солдат и возвращать в форт. Толпу белых патрульные разогнали, но разоружать не стали, и она вскоре снова собралась и двинулась по улицам под руководством полицейских – якобы разоружать черных.
Начался погром.
Погромщики стреляли негров в синей униформе, грабили, поджигали дома, выбирая в основном те, где жили солдаты и их семьи. Сгорел 91 жилой дом, 4 негритянские церкви и 12 негритянских школ. Убили как минимум 46 негров; тех, кто демонстрировал смирение и покорность, будто бы щадили.
Как говорят, генеральный прокурор штата Теннесси Уильям Уоллес возглавлял отряд из сорока человек, которых призывал убивать и сжигать. Городской регистратор Джон Крейтон подстрекал толпу вооружаться и идти изгонять черных из города.
Мэр города никак себя не проявил: как говорят, в это время был в запое.
Генерал Ранкл, глава Бюро вольных людей, счел, что ничем не может помочь, и самоустранился.
Генерал Джордж Стоунман, командующий федеральными оккупационными войсками в Мемфисе, нерешительно пытался подавить начальные этапы беспорядков. Его бездействие привело к увеличению масштаба ущерба. Он объявил военное положение днем 3 мая и восстановил порядок силой.
Не было возбуждено никаких уголовных дел против подстрекателей или участников Мемфисских беспорядков. Комитет Конгресса провел свое расследование и собрал свидетельские показания – однако все это имело только политические последствия, вроде усиления позиций радикалов.
Несмотря на то, что генерал Стоунман подвергся критике за свое бездействие, он был оправдан комитетом Конгресса. Он показал, что изначально не хотел вмешиваться, так как жители Мемфиса сказали, что они могут сами контролировать ситуацию, а просьбы от мэра он не дождался.
И что-то вроде постскриптума.
Среди свидетелей, опрошенных комитетом Конгресса, была некая Фрэнсис Томпсон. Она свидетельствовала, что 1 мая к ней в дом зашли семеро погромщиков и потребовали накормить их. Фрэнсис и ее соседка Люси Смит приготовили ужин, после чего мужчины их изнасиловали: трое – Люси, остальные – Френсис. Люси Смит вспоминала, что в доме были фотографии генерала Хукера и других северных офицеров: мужчины сказали, что если б не эти фотографии, они бы женщин не тронули.
А теперь сюрприз: десять лет спустя Фрэнсис Томпсон была арестована как мужчина, носящий женскую одежду. Когда она спустя несколько месяцев умерла, коронер засвидетельствовал, что анатомически она была мужчиной.
Поэтому весь отчет комитета Конгресса, посвященный Мемфисским беспорядкам, белые консерваторы склонны считать сфабрикованной пропагандой.
Глава 2
После возвращения из Канзас-сити я зажил жизнью образцового городского сумасшедшего: меня не обижали, со мной вежливо разговаривали, но, полагаю, издали показывали пальцами и рассказывали приезжим про чудака, который уволился с очень хорошего места (а «Вестерн Континентал» была очень хорошим местом, особенно для Арканзаса) для того, чтобы в неопределенном будущем получать гипотетические прибыли за изобретения.