Она узнала собаку, но ее взгляд был обращен к Ризу. Она пошла к нему, и чем ближе она подходила, тем короче становились ее шаги. И вот она уже парит в его объятьях, будто птица. Не говоря ни слова, он приподнял ее над собой и поцеловал. Жар разлился по его телу и вспыхнул пожаром в его сердце. Рядом с его разгоряченным, со струйками стекающего пота телом, ее собственное казалось воздушным и прохладным. Она прильнула к его губам и целовала его жадно и неотрывно. Он пил ее поцелуи как воду, только сейчас ощутив, как у него пересохло во рту. Она оторвалась от него ненадолго, чтобы, наконец, взглянуть на него. Он увидел танцующие огоньки в ее глазах и сглотнул сладковатый привкус, который остался во рту от ее поцелуя.
Он ощутил прикосновение прохладных рук на своих влажных щеках и подумал, что ее лицо, должно быть тоже влажное. Его глаза слезились, и во рту скопилась горькая слюна. От огня и едкого дыма, подумал он. Он не мог допустить мысли, что Хелен подумает, будто он плачет. Он не мог плакать. Кто угодно, только не Риз Блу Скай. Она гладила его так нежно, что он не мог не дать волю своим желаниям.
Плавным, скользящим движением он опустил ее на землю и опять поцеловал. Он понял, что она ждала его и готова принять. Ее тело, которое прильнуло к нему, и руки, которые не переставали гладить его, говорили об этом, она отвечала поцелуем на поцелуй, и ему захотелось спрятаться в ней и незаметно для себя, он оказался на коленях перед ней, пока расстегивал ее блузку. Он уткнулся лицом в ее грудь. Она не остановила его, а продолжала гладить даже тогда, когда он положил голову в ложбинку между грудями. И тогда то, что она произнесла, было не слово, а больше, чем слово. С ее губ сорвался стон. Это означало, что он был желанным и его ждали. Он был в безопасности, и именно это ему было важно. Кончиком языка он провел по ее груди, по всем выпуклостям и впадинкам. Она запустила пальцы в его волосы и нежно перебирала их.
Он закрыл глаза и как будто заново начал изучать ее тело. Он провел руками по округлым бедрам, по знакомому изгибу спины, упругому животу и мягким ягодицам. Он наткнулся на застежку-молнию, расстегнул ее и стащил юбку с бедер, обтянутых шелковыми трусиками.
Он посмотрел на нее, и тысячи слов пронеслись в его голове, однако он не произнес ни одного, чтобы не нарушать таинства. Он обвил ее бедра руками, поднял и понес на одеяло, которое он постелил для себя на траве. Он взял какую-то тряпку отца, что-то, напоминающее рубашку, и начал вытирать вспотевшее тело. Но Хелен решила сделать это сама. Она забрала у него рубашку, промокнула пот сначала с лица, затем с шеи, плеч и груди. Она вытирала его осторожно, как хрупкую драгоценность.
Он стоял на коленях перед ней, принимая ее ласки, едва сдерживаясь, чтобы не притянуть ее к себе.
Кончиком языка она облизала пересохшие губы и, изголодавшись по ней, он жадно прильнул к ее влажным, сочным губам, почувствовал ее язык у себя во рту. Страсть переполнила его, он погладил ее хрупкую шею и, не отрываясь от ее рта, сорвал с нее блузку. Теперь ее руки были свободны, и она могла обнимать его, пока он целовал ее и наслаждался сладкой прохладой, которая исходила от нее этой ночью. Он расстегнул бюстгальтер и опустил бретельки. Ее обнаженные груди коснулись его горячей груди. Его руки скользили по изгибам любимого тела, и она стонала от возбуждения, оттого, что он был близко. Груди ее напряглись и соски затвердели.
Он снова поцеловал ее, и она почувствовала, что он дрожит. Ее рука скользнула вниз, и она почувствовала, что он сильно возбужден и готов заняться с ней любовью. Он подставил лицо ветру, посмотрел на звезды и их свет привел его в чувство.
— Риз…
— Тише, — сказал он, прижимая ее к себе. Все его большое тело пробивала дрожь. Глаза их были прикрыты, и запах горелой полыни одурманивал их, предвещая незабываемую ночь. — Я пойду, возьму то, что нам необходимо в таких случаях. Обещай, что не прогонишь меня, когда я вернусь.
Она не убрала руку с его бедер, и он застонал. — Я не хочу, чтобы ты куда-нибудь уходил, — прошептала она.
— Ты хочешь, чтобы я остался? — Он улыбался, потому что ему пришлось расстегнуть брюки, чтобы ей легче было ласкать его. — У тебя нет выбора. Либо прогнать меня, либо оставить, — напомнил он ей. — Я останусь и доведу тебя до экстаза, как тебе это?
— Ты не можешь…
— В моем доме я устанавливаю правила, — прошептал он ей на ухо. — Мои правила, мои причуды, мои…
Он не договорил, потому что ему опять захотелось шептать ей нежные слова, дразнить ее, целовать взасос и пробовать языком все потаенные уголочки ее тела, пока она не начала учащенно дышать и ритмично раскачиваться на нем, и наконец, достигла высшей точки наслаждения, у нее вырвалось: «О, боже, о, боже».