— Может быть и нет, но ты — белая.
— Я никого не оправдываю, — уверила она, начиная злиться, как будто он оскорбил ее, назвав белой. — У меня ребенок от индейца. Я знаю, что это такое, когда люди смотрят на него и думают о нем, как о темнокожем, и их подлые утверждения задевают его, влияют на его выбор, на его возможности, ранят его чувства. — Ничего не могло быть сейчас хуже подступивших слез, когда ей больше всего хотелось быть спокойной, убедительной, но Хелен всегда было трудно говорить на эту тему, особенно, если это связано с ее сыном. — Они… причиняют ему боль.
— Вот. — Он вытащил две салфетки из коробки и протянул ей, но это не сделало их хоть сколько-нибудь ближе. — Ты — белая, Хелен. И всегда такой будешь. Он — наполовину белый, но выглядит, как я. — Его рука все еще была вытянута, он повернул ладонь вверх, потом вниз. — Он живет с моим цветом кожи.
— Я знаю. — Она вытерла нос. — Знаю. И поэтому я пришла сюда.
— Разведать обстановку для него, да? У нас появились белые разведчики?
Она подняла на него полные слез глаза.
Он пожал плечами: — Времена действительно меняются, спасибо казино.
— Работа в казино не имеет ничего общего с …
— Это была шутка. Юмор индейцев. Очень старая шутка.
— Я поняла, но мне она понравилась, хотя бы потому, что, может быть, ты на меня перестал сердиться.
— И не рассчитывай на это, — предупредил он. — Но чувство юмора помогает. И слезы на меня тоже действуют.
— Извини. — Если глубоко подышать, слезы можно остановить. Она вытерла глаза. Глубоко вдохнула. — Ненавижу, когда теряю контроль над собой.
— Знаю. Значит слезы — под контролем?
Она закрыла глаза, и слезы продолжали катиться. Она все испортила, и в этом только ее вина.
Она слышала, как он ходит, как положил руки на ее стул. Она открыла глаза, посмотрела на него, и сердце ее затрепетало.
Хелен знала — это любовь.
Он опустился на колени возле нее, стер пальцем ее слезу и поднес к своему рту: — Ничего не изменилось. Твои слезы действуют так же, как и всегда.
Он кивнул, и она бросилась к нему, спрятала лицо на груди, и продолжала плакать от счастья и от жалости, что столько потеряла. Он обнял ее. Чем сильнее она плакала, тем крепче он обнимал ее. Он был опорой, поддержкой, в которой, твердила она себе тысячи раз, она не нуждалась. Не надо была плакать при нем, но она ничего не могла с собой поделать. Такие слезы недолгие, но настоящие, и когда она выплакалась, то почувствовала себя очищенной.
— Все под контролем, — сказал он с усмешкой. — По правде говоря, я тоже сильно нервничал эти дни, поэтому не хотел тебя видеть, пока все для себя не проясню. Вот, что я думаю. — Он погладил ее ноги в хлопчатобумажных брюках, как минуту назад гладил спину. — Я не отниму его у тебя. Я много думал об этом, и я не сделаю этого, но только если я… буду уверен в тебе. Только если ты не… — Он хотел посмотреть ей в глаза, чтобы увидеть понимание, а не сделать ей больно. — Но нельзя делать окончательных выводов, не имея на то причины.
— Да.
— Но ты ведь делала. Ты продолжаешь называть его своим сыном, и он — твой ребенок, он вырос с этим. Ты считала меня неподходящим отцом. Ты хотела защитить его от меня.
— Не от тебя, Риз, а от Закона, и от того, что случилось с Картером, и от неизвестности. Да, я не была уверена.
— Но ты была уверена в том, кто — его отец.
— Да.
— Ты знала, что я — его отец.
— Да.
— Он взял ее лицо в свои руки: — Я - отец твоего ребенка.
— Да, это — ты.
— Посмотри на меня, — потребовал он, и она открыла глаза, подумав, что не собиралась их закрывать. — Я — отец нашего ребенка.
— Да.
— Скажи это.
— Ты — отец Сидни. Он — твой сын.
Он судорожно глотнул, раз, два, видно было, как двигаются желваки на его лице, он прикрыл глаза, и ее охватил страх, мимолетное сознание того, что он старается побороть гнев. Он повернул к ней лицо, поцеловал ее глаза.
— Он — наш сын, — сказала она, вся дрожа.
Он кивнул: — Ты не говорила так прежде. Ты смотрела на меня так, будто я твой заклятый враг, — он поднял брови и наклонил голову, — мне не хватало этого сознания, что у меня есть сын.
— Извини меня. — Дрожащими пальцами она тронула его губы. — Он — наш сын, я люблю его больше всего на свете, больше жизни, и я не хочу потерять его.
— Я не отнимаю его у тебя, — сказал он. Она тяжело вздохнула, и Риз сжал ее плечи так, что она не могла пошевелиться. — Я не собираюсь отнимать его у тебя. Я только хочу …
— Я не знала, что ты сделаешь. Ты имел право знать о сыне, я всегда это понимала, но в то же время… — Она покачала головой. — Мы никогда не говорили о браке и детях. Это было замечательное время, мы были вместе, но оно быстро пролетело. Ты уехал, чтобы стать… Ризом Блу Скай.