Спастись удавалось с трудом — и только терпением. Нельзя было допустить, чтобы оно иссякло, ну а если бы оно все-таки лопнуло, то должно было тотчас возродиться.
Когда свежеподстриженный Эдгар шел через площадь, он услышал, что за ним, чуть не наступая на пятки, шаркают по асфальту собачьи когти. Он остановился и пропустил вперед прохожего с собакой.
— Это был паршивый кобель Пжеле, — сказал Эдгар.
Человека в черной шляпе Эдгар раньше не встречал. Кобель обнюхал плащ Эдгара и зарычал. Мужчина потянул его за собой, кобель, упираясь задними лапами, повис на поводке и все оглядывался на Эдгара. Перед следующим светофором мужчина с собакой опять очутился у Эдгара за спиной. Зажегся зеленый, и они, перейдя на другую сторону, свернули в парк. Видимо, там кто-то ждал, чтобы забрать собаку, так как чуть позже мужчина, уже без собаки, вскочил вслед за Эдгаром в трамвай.
Эдгар сказал:
— Я подумал, этот, в шляпе, — не человек. Я, со своей звериной шерстью на темечке, — не собака. А с виду наоборот.
Когда Георг вернулся с полдороги, он ворвался в комнату, словно спасаясь от погони. Мать Эдгара спросила: «Что-нибудь забыл?» Георг ответил: «Себя», — придвинул стул к окну и опять засел там, уставясь в пустоту дня.
Около полудня в дверь постучал почтальон. Кроме газеты он принес заказное письмо. Георг не шелохнулся. Отец Эдгара позвал: «Письмо — тебе, иди распишись!»
В конверте было извещение об оформлении заграничного паспорта. Георг ушел с письмом в комнату, закрыл дверь и лег на кровать. Родители Эдгара слышали, что он плакал. Мать постучалась, принесла ему чаю. Георг попросил ее уйти, от чая отказался. Когда загремели тарелки, обедать не вышел. Отец Эдгара постучался и принес ему очищенное яблоко. Поставил блюдечко возле кровати, молча. Георг лежал, накрыв голову подушкой.
Родители Эдгара ушли на двор. Мать кормила уток, отец колол дрова. Георг взял ножницы и подошел к зеркалу. Он дико обкорнал себе волосы.
Когда родители Эдгара вернулись в дом, Георг сидел у окна. С виду — зверек, жестоко потрепанный хищниками. Отец Эдгара ужаснулся, но виду не подал. Вздохнул только: «И на что это надо?»
Увидев Георга в новом обличье, я сказала:
— С такой головой нельзя тебе ехать. Пойди к парикмахеру.
— Когда доберусь в Германию, ничего не буду делать для вас, — сказал Георг. — Слышите? Пальцем ради вас не пошевельну.
Курт, Эдгар и я разглядывали проплешины, которые Георг выстриг у себя на голове, — на них розовела кожа. Курт заметил:
— У тебя, Эдгар, тоже причесочка занятная.
Когда ребенок мучается, не зная, как бы дотянуть до конца дня, он идет в комнату, прихватив с собой ножницы. Ребенок опускает шторы и зажигает свет. Встав перед туалетным столиком, он подстригает себе волосы. Ребенок видит себя сразу с трех сторон, и челка получается косой.
Ребенок подстригает эти косые пряди и вдруг замечает, что теперь вкривь и вкось торчат те, которые были подстрижены первыми. Ребенок подравнивает пряди, которые подстриг первыми. Но теперь вкривь и вкось торчат те, которые он подстриг после них.
Вместо челочки надо лбом у ребенка уродливо топорщится кривая-косая щетка, а лоб совсем голый. Ребенок заливается слезами.
Мама шлепает ребенка и спрашивает, зачем он это сделал. Ребенок отвечает: «Потому что я себя ненавижу».
Все в доме ждут не дождутся, когда на месте уродливой щетки вырастет челочка. Нетерпеливей всех в доме ждет сам ребенок.
Настают другие дни. Челочка отрастает.
Но однажды ребенок опять не находит себе места, не зная, как дотянуть до конца дня.
Сохранилось множество фотографий, на них голые зимние деревья — или летние деревья с пышной густой листвой. Перед деревьями снеговики — или кусты роз. И здесь и там на первом плане стоит ребенок, и улыбка у него кривая, как щетка над его лбом.
На спичечном коробке, что оставил тот человек в поезде, была картинка: дерево и перечеркнутое пламя. Внизу надпись: «Берегите зеленого друга». Эдгар положил коробок в кухне. Через два дня мать Эдгара сказала: «Под спичками какие-то цифры».
На товарной сортировочной стояли составы, шедшие за границу, сообразил Эдгар. Тот человек хотел уехать.
Цифры на донышке коробка были как далекие города. Эдгар доверху наполнил коробок спичками. Рыжие головки спичек аккуратно подравнял — одну, другую, третью… И задвинул крышку до половины: коробок — кровать, крышка — одеяло.
— Когда доберешься в Германию, позвони по номерам.
Георг задвинул крышку до конца. С этими искромсанными вихрами, привыкнуть к которым было совершенно невозможно, он уже теперь казался пришельцем.