— Уверена? Теперь я буду владеть всеми твоими чувствами.
— Уверена.
— Рейчел, я хочу, чтобы ты была открыта для меня.
— Договорились, Сент.
Я открыта!
— Договорились? — повторяет он, все еще забавляясь.
— Хм. Я в игре, Сент. Базы готовы.
— Проведешь со мной уик-энд после поездки к матери?
— С удовольствием. Все мои пять чувств. И буду готова к твоим дерзким планам.
— Я спрячу вино, — поддразнивает он.
— Малкольм! — Я смеюсь, а потом встревоженно: — Я что-то наплела?
— Ничего такого, чего бы ты не говорила раньше.
— Малкольм! Что я сказала, дурачок?
Он хихикает.
— Ничего, что я был бы не прочь услышать еще раз, Рейчел.
Когда мы вешаем трубки, я таращусь в потолок. О боже, неужели я призналась ему в любви? По пьяни? Почему я не могу сказать это как адекватный, храбрый человек, трезво глядя в глаза?
Я пытаюсь вспомнить и не могу. Просто не могу вспомнить, говорила ли я это.
Но если так... он хочет услышать это снова?
Я ведь могла нести и непристойности, что было бы ооочень непохоже на меня, и что-то такое, что Сент, вероятно, тоже хотел бы услышать.
Я вздыхаю, взбиваю подушку и выключаю лампу. Тут меня преследует и возбуждает глупая мысль о вишневом стебле и узлах.
ГЛАВА 25
Сент у меня дома
Сегодня вечером Сент встречается с моей мамой. Не могу сказать, кто больше взволнован: она или я.
Перед приходом к маме я заглядываю в аптеку за лекарствами для нее и в магазин, где покупаю свежих органических продуктов. Потом все аккуратно расставляю в аптечке и холодильнике. Пришло время помочь ей с приготовлениями к ужину. Я позаботилась о чистоте в доме, на стол поставила наши самые красивые тарелки, а в центр — красивую белую розу.
Мама в фартуке и с прочими прибамбасами деловито гремит на кухне.
Волнение витает в нашем доме.
С самого раннего подросткового возраста мама понимала, что я сосредоточена исключительно на своей карьере. Я никогда не мечтала о мальчиках, поэтому она так же не готова к тому, что я приведу домой мужчину, как и я, хотя я уверена — она надеялась, что однажды я найду «того самого».
Что ж.
Я нашла.
Черт, я нашла! И моя мать хочет встретиться с ним! А самое невероятное, что он тоже хочет познакомиться с моей мамой.
Удовлетворенно выдохнув, я бросаю последний взгляд на наш дом. Он выглядит безупречно чистым и уютным. Хотя, немного смущаясь, я понимаю, что дом моей матери — это своего рода моя святыня достижений: газетные статьи в рамочке, которые я писала для своей школьной газеты, первая колонка для «Эдж», благодарности от некоторых читателей.
— Я читала о нем только сегодня утром, — сообщает мама, выходя с кухни, чтобы убедиться в том, что дом готов к приему гостей. — Он кажется очень влиятельным. Очень красивым.
— Так и есть. А еще он умный. Целеустремленный.
Я похлопываю ее по руке и целую в щеку, а мама спрашивает:
— Он действительно придет?
— Нет, мам. Я просто удовольствия ради решила заставить нас прибираться.
Она улыбается одной из своих нежных материнских улыбок, и на этот раз уже она похлопывает меня по руке.
— Я рада, что он приедет, Рейчел, — заверяет она.
Мой желудок сжимается от этого, но я киваю.
Я одновременно счастлива и вся на нервах из-за его прихода.
— Помнишь, ты обещала не засыпать его вопросами, мама?
— Разумеется! — возмущается она, направляясь обратно на кухню.
Боже. Пожалуйста, пусть они понравятся друг другу.
Отодвинув занавеску, я выглядываю в окно и вижу, как его «Пагани-Хуайра» с визгом останавливается перед нашим домом.
О, Грех. Езда с превышением скорости? Ты серьезно?
Мне смешно, но я притворяюсь, что недовольная, когда открываю дверь и неодобрительно качаю головой, наблюдая, как он выходит из машины. Он в черном кашемировом свитере и темных потертых джинсах, крепко держит в руке бутылку вина. Его вид заставляет мое сердце биться быстрее.
В темноте Грех чувствует себя свободно, и кажется, что уличные фонари в округе подлизываются к нему, отбрасывая привлекательные тени на его лицо и тело.
Он выглядит неотразимым.
Опасным.
Аппетитным.
— Здравствуй, — приветствую я его, когда выхожу на улицу и импульсивно прижимаясь губами к его каменной челюсти. — Поцелуй за то, что пришел.
Он притягивает меня к себе и говорит мне на ухо:
— У меня тоже есть один для тебя, но он не для публики. — Его глаза дьявольски сверкают, наблюдая, как я краснею.