— Почему ты не сделал что-нибудь? — спрашиваю я, всхлипывая.
В его объятиях потрясающе хорошо.
— В этом городе ты подобен богу, — шепчу я. — Столько людей просыпаются однажды утром, чтобы узнать, что их жизни навсегда изменились, что отныне они будут жить, пытаясь заполнить эту пустоту... А в твоих руках такая власть — ты можешь что-то с этим сделать. Рассказать об этом. Привлечь к этому внимание общественности.
Сент молчит. Затем берет меня за руку.
— Иди сюда.
Мы проходим по коридору мимо множества дверей, после чего заходим в огромную современную спальню, отделанную в основном темным деревом и светлой тканью.
— Устраивайся поудобнее.
Он протягивает мне мужскую рубашку из шкафа и исчезает в ванной размером с целый спа-салон, захлопнув за собой большущую раздвижную дверь цвета красного дерева. Сердце сжимается, пока я держу в руках рубашку, импульсивно поднося ее к носу и вдыхая его запах. Я слышу звук воды в душе, хотелось бы мне быть смелее, чтобы раздеться догола и пойти туда, к нему.
Вместо этого, насладившись ароматом его рубашки, я снимаю платье, на минуту задумавшись, стоит ли мне снимать белье. Я решаю его оставить, чему несказанно рада уже секунду спустя, потому что ничто не могло меня подготовить к ощущению его рубашки на моем теле, от интимности которого замирает сердце и становятся мокрыми трусики.
Я ощущаю странное возбуждение. Я и понятия не имела, как сильно соскучилась за чертовой рубашкой. Часть меня все еще надеется, что я смогу его переубедить, я пытаюсь руками пригладить волосы, стереть слезы и принять красивую позу в кровати Сента. У него огромный матрас, чувство, будто лежишь на облаке в раю.
Когда Малкольм выходит из душа, все внутри у меня сжимается от жара и желания. Он в брюках, но голый по пояс, волосы влажные, а ноги босые. Он опускается и ложится на кровати рядом со мной. Я прижимаюсь к нему ближе. Аромат его мыла накрывает меня, когда он обнимает меня, чтобы притянуть еще ближе. У его кожи особый аромат, на который я уже подсела, поэтому прижимаюсь носом к его телу. Мне внезапно хочется, чтобы он жадно глотал воздух и стонал, хочется почувствовать его большое тело на себе, почувствовать, как он движется.
Мы в постели.
Боже, словно мечта стала явью. Все эти сны.
Я откидываюсь назад на подушку.
Сент молчаливо рассматривает меня, слегка ухмыляясь.
— Ливингстон, если бы ты могла читать мои мысли, тебе бы стало очень неловко рядом со мной.
Нет. Он не может знать, чего хочу я. Какой безумной я себя чувствую. Как сильно я хочу его. Как не могу перестать думать о нем. Но проницательность его взгляда завораживает меня, а воздух потрескивает от желания, так сложно просто лежать здесь и ничего не делать, кроме как смотреть на него, желать его, сходить по нему с ума. Он не подвигается ближе, но и не отодвигается, удерживая меня в лучших объятиях, которые были в моей жизни. Его губы здесь, так близко, в каких-то пяти сантиметрах от моего рта, и он изучает меня с выражением крайней решительности на лице.
— Итак, расскажи мне об этих твоих планах, — говорит Сент, и, хотя его голос низкий от возбуждения, я могу слышать искренность в его словах.
— Нам не обязательно разговаривать, мы можем заняться чем-то другим, — шепчу я. Но когда он лишь печально улыбается, я вздыхаю и уютно пристраиваюсь у него на груди. — Я никогда в жизни не чувствовала себя в безопасности. Но ты не боишься перемен, ты всегда в движении...
Тишина.
— Почему? — спрашиваю я задумчиво. — Почему ты всегда к чему-то стремишься?
Он смеется.
— Не знаю. Потому что хочу. Я хочу всего. — И женщин?
Сент не уклоняется от вопроса, отвечая нежным прикосновением губ к моему виску, отчего я таю.
— Иногда женщин.
Ревность пробирается внутрь меня, но я стараюсь не позволить ей там поселиться.
— Малкольм, ты всегда окружен столькими людьми. Я удивлена, что застала тебя одного этим вечером.
Он медлит. Вновь губами касается моего виска. Он сдвигается, так что теперь я почти распласталась верхом на нем, голой ногой обхватывая его, он все еще в брюках, и я ощущаю его ладонь на своей спине, на его же рубашке.
— Похоже, что компания, которая меня окружает, больше не приносит мне удовольствия, — шепчет он мне на ухо.
Если Сент продолжит купать меня в таком тепле, не уверена, что к утру я не растаю окончательно. Проводя губами по его маленькому коричневому соску, я шепчу:
— Зачем ты окружаешь себя всеми этими людьми?
— Из-за менингита. Помнишь, я говорил, что мой отец не мог смириться с тем, что я заболел? В пять лет я был ребенком, лежащим в больнице с менингитом. Моя мать заходила ко мне на час каждый день перед уроками тенниса. Дни тянулись так медленно. Так чертовски медленно, что я смотрел на часы, как проходила минута за минутой. Я ждал, когда закончится жидкость в моей капельнице, чтобы кто-нибудь зашел ее сменить.