— Даже когда дело касается секса с четырьмя девушками одновременно.
Он приподнимает бровь.
— Это не касается тебя. Мне нравится проводить с тобой время, — он проводит рукой вверх по моей спине под рубашкой. Я вздрагиваю.
Дрожу, возбуждаюсь и таю.
Но сильнее всего чувство, что я распадаюсь на куски внутри и с ума схожу от вины за то, что знаю теперь настолько личные детали о нем.
Задыхаясь под весом чувств, с которыми не могу справиться, я перекатываюсь на спину, немного отдаляясь от него. Сент приподнимается на локте и расстегивает одну пуговку на рубашке, и, боже помоги мне, но я определенно точно все сильнее таю, таю, таю. Я не сопротивляюсь, не двигаюсь, только беспомощно наблюдаю, как он расстегивает вторую пуговку. А затем третью. Четвертую. Пока тело под этой рубашкой, которую он расстегивает, не начинает дрожать с головы до пят.
Я хочу подразнить его, а заодно снизить градус растущего во мне дикого отчаяния. Я шепчу, с трудом справляясь с голосом, на одном дыхании: «Не торопись. Мне не надоедает за этим наблюдать.»
Четыре пуговки. Пять. А затем шесть. Пока он не расстегивает мою рубашку нараспашку и наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня в ямочку на шее. Между грудей. В середину живота. И прямо по центру моих разведенных ног. Четыре поцелуя, после чего он проводит носом у меня между ног.
— Мне тоже не надоедает быть с тобой, Рейчел.
Я вспоминаю, как смущалась раньше. В этот раз, когда он проводит языком по моему клитору, я стону и расставляю ноги шире, приподнимая бедра вверх, пока шепчу «Малкольм, Малкольм, Малкольм...»
— Хмм, — бормочу я час спустя, когда он покусывает мое ухо, пока я возвращаюсь к реальности после недолгого сна в каюте.
— Твое ушко, — говорит он хрипло прямо в объект своего гастрономического внимания. — Я пристрастился к нему, а еще оно идеально подходит ко второму твоему ушку.
Я потягиваюсь, улыбаясь, а он отстраняется, смотря вниз, наблюдая за мной.
— Мне очень нравится здесь, на твоей яхте, тут так тихо, — говорю я, проводя пальцами по его загорелой груди.
— Я никогда не бываю здесь один. Слишком тихо. Слишком хорошо слышу свои мысли. — он хмурится, пока встает с кровати и идет к одежде. Все еще сонная, я перекатываюсь на свою половину кровати, уставившись на его невероятно завораживающую физическую форму, пока он натягивает брюки. — Ты счастлива, работая в «Эдже»?
Окончательно проснувшись, я сажусь, с одной только простынью вокруг груди, и шарю по кровати в поисках своего белья.
— Почему ты спрашиваешь?
— Ходят слухи, что его дни сочтены.
Сент просовывает руки в рукава, оценивая мою реакцию, пока застегивает пуговицы.
— Надеюсь, что нет. Мне очень нравится «Эдж».
Каким-то чудом мне удается найти свои трусики и лифчик, и приходится сбросить простынь, чтобы одеться.
— А что? Ты рискнул замахнуться на издательское дело...? — спрашиваю я в страхе.
Молча он заправляет рубашку в брюки, застегивает ремень и становится Малкольмом Сентом прямо на моих глазах.
— Нет, я не покупаю журнал, не вижу в этом финансового смысла. Бизнес требует времени и дальновидности. Меня не увлекает восстановление действующего предприятия, — мгновение он смотрит на меня. — Ты мечтаешь о владении собственным делом?
— Нет, я хочу писать. Хочу зарабатывать достаточно, чтобы много писать. Больше, чем много.
Он улыбается.
— Ты такая малышка. Меня возбуждает мысль о том, как эти маленькие ручки печатают твои большие идеи.
Мне льстит сам факт того, что он думает обо мне.
Он наблюдает за тем, как я одеваюсь.
— Значит ты видишь свое будущее в этом журнале, даже если у тебя есть огромный выбор возможностей? — спрашивает он.