А может быть, миссис Причард, отвечая на угрозу, которую Виктория услышала, когда была на лестнице, убила свою Немезиду, а затем покинула место преступления, чтобы обзавестись надежным алиби? Она могла даже и не предполагать, что старина Нилли обнаружит труп. Нилли же, в свою очередь, придя к собственным умозаключениям насчет того, кто мог быть убийцей, поступил так, как подсказало ему чувство долга.
Син Майкл? В какой-то мере Виктория не хотела, чтобы он выступил в гнусной роли убийцы: исходя из мнения Мэрсайн, что вспыльчивый ирландец больше лает, чем кусается, Виктория не считала его признание, что он взял письмо, разгадкой тайны. Где-то между руками Сина Майкла и карманом миссис Мэджин вклинилось третье лицо, ставшее обладателем письма. Но зачем Син Майкл взял письмо, а потом признался в этом Виктории?!
Еще одним элементом человеческой мозаики был Джон Тэппинг — или тот, кто выдавал себя за него. Хотя этот человек и работал на Хантера, что в известной мере позволяло отнести его в разряд «добрых малых», весьма сомнительной была роль Тэппинга в качестве свидетеля, подтверждающего алиби Пэгги: не стал ли он двойным агентом, действующим против своего работодателя, как только посчитал, что совратительница являет собой лучшую точку приложения сил и времени? То, что он и Пэгги могли объединиться, — предположение настолько пугающее, что его даже трудно анализировать.
Огонь в камине стал таким жарким, что Виктории пришлось снять свитер и повесить его на спинку стула у компьютера.
«Когда он возвращался раньше?» — пыталась вспомнить она и была расстроена тем, что в последний раз, когда она ждала его, он приехал почти в десять.
«Я могла бы оставить ему записку или даже письмо и вернуться к себе наверх», — подумала она и тут же отказалась от этой мысли. Письма, как свидетельствует недавнее прошлое, имеют тревожное свойство исчезать, а затем появляться в самом неподходящем месте. Меньше всего она сейчас хотела, чтобы одна из ее записок — какой бы невинной она ни была — оказалась, в конце концов, под головным убором Чена, которого переехал его собственный лимузин…
Виктория посмотрела на кровать, сознавая, как все эти события утомили ее. «Никакого вреда не будет, если я немного вздремну», — подумала она. Скорее всего, в ближайшие два часа Хантер не вернется, а к тому времени, когда он окажется в замке, она отдохнет и сможет рассказать ему обо всех новостях.
Огонь в камине погас задолго до возвращения Хантера. Виктория несколько раз просыпалась и уже привыкла к полутьме и незнакомой обстановке. Она лежала с закрытыми глазами, считая, что сможет в любой момент подняться и включить свет.
Звук открывающейся двери она услышала как бы издалека. Виктория была так расслаблена, что осознала присутствие в комнате еще кого-то лишь после того, как матрас прогнулся под тяжестью севшего на него человека, а она ощутила на своем теле тепло его руки.
— Все в порядке, — поспешно успокоил ее Хантер, когда Виктория испуганно открыла глаза.
— Я, должно быть, задремала, — пробормотала Виктория, пытаясь собраться с мыслями и вспомнить, что же заставило ее сбросить туфли и вытянуться поверх покрывала.
Первым ее ощущением было то, что Хантер не убрал свою руку: наоборот, он сжал пальцы, и их излучающее любовь тепло рассказало ей, как он скучал по ней. Виктория поняла также, что он устал, и это заставило ее узнать, который час.
— Как… там дела? — спросила она, все еще сомневаясь, удобно ли ей произносить имя его сестры и интересоваться ее состоянием.
Хантер покачал головой.
— Сказать одним словом трудно: положение каждый день меняется, — ответил он и вдруг продолжил: — Недавно она перенесла несколько… Думаю, вы назвали бы это «приступами».
Виктория только кивала. Оглядываясь назад, она теперь понимала, что первый приступ, который описал Хантер, мог случиться как раз в тот день, когда раздался телефонный звонок, заставивший его впасть в панику и срочно отправиться в Мэриленд: именно тогда его и отвозила Виктория.
— С того момента врачи не могут установить, какой будет результат… — голос Хантера стал тише, а затем наступило тревожное молчание.
— Уверена, что с ней будет все в порядке! — не колеблясь, успокоила его Виктория, хотя и не могла опереться в своем предсказании на магический кристалл: о дальнейшей судьбе Мэри Виктория знала так же мало, как и Хантер…
Голос Хантера заметно окреп. «Рад ли он тому, что темнота скрывает выражение его лица?» — размышляла Виктория. А может быть, теперь он так доверяет ей, что не таит своих эмоций и охватившей его боли…
— Сегодня я начал рассказывать вам о ней, — вспомнил он, правда, обращаясь скорее к самому себе, чем к Виктории.
Виктория ждала. Она затаила дыхание, чтобы ненароком не нарушить установившийся между ними контакт.
— Она позвонила мне в первый же день, как приехала в Ирландию, — медленно рассказывал Хантер. — Мэри сказала, что ничего красивее этих мест она никогда не видела: замки напоминали ей сказочные дворцы из книг, которые она читала малышкой.
Темнота не помешала Виктории почувствовать, что по его лицу промелькнуло некое подобие улыбки.
— Мэри даже сообщила мне, что собирается остаться там навсегда. — Хантер покачал головой. — Я напомнил ей довольно твердо, что она проведет за океаном только лето, и к осени я жду ее обратно: ведь ей нужно было закончить школу. Эллиот когда-нибудь рассказывал вам о доме, который у меня некогда был? — спросил он. — О том доме, который стоял на этом месте?
— Нет, — ответила Виктория, хотя то, что этот дом был без всякой нужды разрушен, давно уже озадачивало ее.
— Это было неплохое место, — пожал плечами Хантер. — Сам земельный участок всегда меня привлекал: тут было удобно держать лошадей, здесь я мог уединиться, уезжая из города… Важно было не само здание как таковое.
«Вот почему, — подумала Виктория, — он без сожаления наблюдал, как разрушали этот дом».
Хантер надолго замолчал, а потом продолжил свой рассказ.
— Я знаю, — сказал он, тяжело вздохнув, — что однажды Мэри очнется, и когда это произойдет, я захочу первым делом привезти ее сюда, и самое первое, что она увидит, когда автомобиль въедет в долину…
Фраза осталась незаконченной, но смысл сказанного им был достаточно ясен, чтобы Виктория, наконец, осознала всю силу его преданности той, которую любил. Когда замок камень за камнем перевозили за Атлантику, у Хантера ни разу не мелькнула мысль о стоимости или бессмысленности этой затеи. Лишь радость, которую он надеялся когда-нибудь увидеть в глазах младшей сестры, двигала им в его желании сдвинуть небо, землю и ирландский замок. И если бы было нужно, поняла Виктория, он передвинул бы сотни других замков, лишь бы сделать Мэри счастливой, лишь бы вернуть ее к жизни…
Многое из того, что Виктория не понимала до сих пор, встало на свои места. Ее охватила грусть при мысли о тех простых радостях, которые Мэри никогда, наверное, не сможет испытать: любимый голос брата, запах свежих цветов, утреннюю росу на своем лице…
Хантер исторгнул глубокий всхлип, и Виктория привлекла его в свои объятия, желая умерить пожизненную боль, которую причинил ему Син Майкл.
— Все в порядке… — прошептала она. — Все в порядке, Хантер.
Когда Хантер наконец успокоился, его дальнейшему рассказу предшествовала радостная улыбка.
— Я, должно быть, совсем дурак! — воскликнул он. — Обнимаю у себя дома в постели красивейшую женщину — и что при этом делаю? Извергаю слезный потоп!
В темноте было трудно увидеть выражение его лица, но Виктория знала: на нем отражаются и нежность, и любовь, и душевная мука.
— Кстати, ты сейчас действительно в моей постели, — растерянно спохватился Хантер. — Что ты здесь делаешь?
Виктория колебалась: то, что несколько часов назад она считала умным, выглядело теперь совершенно неуместным.
— Что-нибудь случилось, милая? — мягко спросил Хантер.
— Думаю, это не самое подходящее место… — сказала Виктория, но мысль свою не продолжила, и правильно: в этой комнате нельзя было сохранить что-либо в тайне. В замке человек никогда не принадлежал себе до конца. — Ты никогда не можешь с уверенностью сказать, что тебя не подслушивают…