Я бросился в гущу. Не было времени думать, бояться, тосковать. Был только инстинкт выживания и яростное желание не дать этому деревянному ковчегу развалиться под нами. Я был везде:
У штурвала: Помогал двум матросам, вцепившимся в него, бороться с бешеным напором волн, пытаясь удержать курс. Руки немели от напряжения.
На палубе: Ползком, цепляясь за все, что можно, я пробирался к сорванному люку. Вместе с Жаком и еще двумя мы, обвязавшись веревками, как скалолазы, бились с бешеным напором воды, пытаясь закрепить тяжелую крышку на место, пока трюм не затопило. Холодная вода хлестала по ногам, пытаясь сбить с ног.
На мачтах: Не я лез туда в этот раз, но я подавал инструменты, страховал веревки, когда двое смельчаков полезли убирать лопнувший парус, который хлестал, как бешеный хлыст, грозя сломать рею.
В трюме: Спускался туда с фонарем — кромешная тьма, жуткий скрежет корпуса, хлюпанье воды. Помогал боцману найти и заделать течь — забивал паклю в щель деревянным клином, пока ледяная вода обжигала руки.
С людьми: Подтаскивал сползающих матросов к леерам (перилам), помогал втащить смытого за борт юнгу (опять его!) — его выбросило волной на палубу как тряпичную куклу, он был жив, но трясся от холода и страха.
Боль за Елену? Она была. Глубоко, как вечно тлеющий уголь. Но сейчас ее заливал ледяной душ адреналина и ярости борьбы. Каждая спасенная снасть, каждый забитый клин, каждый крик «Держись!» — был ударом по этому шторму, по этой несправедливости, что разлучила меня с ней. Я работал как демон, не чувствуя усталости, глотая соленую воду, выплевывая ее, скользя по мокрым доскам, вставая и снова бросаясь в бой. Энергия била ключом — энергия отчаяния, переплавляемая в действие.
Ночь длилась вечность. Время потеряло смысл. Были только порывы ветра, удары волн, крики, борьба. Капитан Ренар был вездесущ, как сам шторм. Его команды резали вой ветра, как нож масло. Он был спокоен, как скала посреди урагана, и это спокойствие передавалось нам, придавая сил.
Когда первые, грязно-серые полосы зари пробились сквозь рваные тучи на востоке, шторм начал стихать. Не сразу, а как бы нехотя, выпуская свою хватку. Ветер перешел с безумного рева на усталый вой, волны перестали быть горами, превратившись в тяжелые, но уже не смертоносные холмы. Мы стояли на палубе — мокрые, изможденные, с лицами, исчерченными солью и усталостью, но стояли. «Ласточка» выжила. Мы выжили.
Я прислонился к борту, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу — смесь адреналинового отката, холода и чудовищной усталости. Руки горели, одежда прилипла, каждое движение отзывалось болью в мышцах. Но сквозь эту физическую разбитость пробивалось странное чувство… не победы, нет. Но гордости? Да. И какого-то дикого, первобытного удовлетворения. Мы прошли сквозь ад и вышли.
Капитан Ренар подошел ко мне. Его лицо было серым от усталости, но глаза горели тем же синим огнем. Он оглядел палубу — израненную, но целую, команду — измотанную, но живую. Его взгляд остановился на мне. Он не сказал ни слова. Просто кивнул. Один раз. Коротко. Но в этом кивке было больше, чем во всех речах Версаля: «Ты справился. Ты свой.»
Я кивнул в ответ, слишком уставший, чтобы улыбнуться. Внутри, под слоем усталости, все так же тлел уголь тоски по Елене. Но теперь он горел чуть тише. Заглушенный грохотом океана и тихим кивком капитана. Третий день кончился. Последняя ночь плавания ждала впереди. А там… Венеция. Но после этой ночи я знал — я выстою. Я должен.
Глава закончена, но история продолжается! Подпишитесь на меня, чтобы узнать о выходе новой главы первым. И если было интересно — ваши звездочки 🌟 очень помогут книге!
Глава 7: Лапы льва святого Марка
Отдых? Какой там. Едва я прислонился к мокрому борту, чувствуя, как каждая кость ноет, а мышцы дрожат от перенапряжения после ночного ада, как крик разорвал утреннюю тишину, еще хриплую от отголосков шторма:
«ЗЕМЛЯ-А-А!!! ПО ПРАВОМУ ТРАВЕРЗУ!»
Все, кто мог стоять, рванули к правому борту. Я встал, превозмогая свинцовую тяжесть в ногах. И увидел.
Она возникла из утренней дымки, словно мираж. Сначала — просто темная полоска на горизонте. Потом — силуэты башен, куполов, неясные очертания зданий, отражающиеся в огромном зеркале лагуны. Венеция. Город на воде. Город интриг, яда и моей возможной гибели. Солнце, пробившееся сквозь рваные тучи после шторма, золотило купола Сан-Марко, делая их неестественно яркими, почти театральными на фоне еще сероватого неба. Красота? Безусловно. Но красота хищника, затаившегося перед прыжком. Воздух доносил новые запахи: не только соль и деготь, но и запах сырости, стоячей воды, цветов, гниющего дерева и чего-то чужого, пряного — запах Востока и вековых тайн. Сердце сжалось не от восторга, а от холодного предчувствия. Лапы Льва Святого Марка уже протягивались к нашему маленькому кораблику.