«Танцы! К черту ваши полунамеки, синьор меняла! — воскликнул он с пьяной горячностью. — Лео, старина, я задыхаюсь! Вечер без настоящей женской ласки — это издевательство! Синьор Брагадин, — он повернулся к банкиру, его глаза блестели с искренним, почти мальчишеским азартом, — вы человек дела, вы знаете толк в удовольствиях! Скажите честно: неужели в этом борделе… простите, в этом славном заведении, нет хоть одного укромного уголка, где можно не только вино лить, но и насладиться… ну, скажем так, искусством прекрасных дам? Может, у них тут есть сцена? Или хотя бы занавес?»
Брагадин смотрел на него с явным удивлением, которое постепенно сменилось… одобрением? Луи своей пьяной, бесхитростной настойчивостью и откровенным интересом к «женскому искусству» попал в какую-то струну. Уголки губ менялы дрогнули в подобии улыбки.
«Синьор де Клермон… прямолинеен, — произнес он, и в его голосе впервые прозвучали нотки живого интереса. — Искусство… да, оно требует соответствующей обстановки. И скромности.» Он огляделся и негромко добавил: «Хозяйка «Рыжего Осла» держит для особых гостей… салон наверху. Там бывают танцы. И другие… проявления искусства. Но вход туда… по приглашению. И по кошельку.»
Луи всплеснул руками. «Вот! Я же говорил! Лео, ты слышишь? Салон! Искусство! Синьор Брагадин, вы — джентльмен и ценитель!» Он вскочил и чуть не опрокинул стол. «Приглашайте! Мы заплатим! Мы — графы, черт побери!» Он замер, ожидая, сияя пьяным восторгом.
Брагадин медленно поднялся. Его взгляд скользнул с Луи на меня. В нем читался расчет. Два французских дворянина, явно с деньгами, один — распущенный и предсказуемый, второй — холодный, но, видимо, готовый следовать за компанией. Не клиенты для серьезных дел, но… источник легкого дохода и, возможно, связей? Он кивнул.
«Почему бы и нет? В знак… международной дружбы. Прошу за мной, синьоры.»
Поднявшись по скрипучей лестнице, мы оказались в другом мире. Небольшой зал, освещенный неяркими лампами под алыми абажурами. Стены затянуты темно-бордовым бархатом. Воздух пах дорогими духами, табаком и сладостями. Несколько столиков, полукруг диванов. И главное — несколько молодых женщин. Они были одеты не в потасканные платья нижнего этажа, а в яркие, но изящные костюмы, намекающие то ли на восточные наряды, то ли на театральные костюмы. Их красота была ухоженной, профессиональной. Здесь царила атмосфера дорогого, но все же борделя.
По знаку Брагадина, который явно был здесь своим человеком, зазвучала томная музыка лютни. Девушки начали танец. Плавный, чувственный, исполненный с профессиональным мастерством, но без грубой вульгарности. Луи замер, завороженный. Даже я, сквозь напряжение, отметил грацию движений. Брагадин наблюдал за нами, а не за танцем. И особенно за Луи, чье лицо выражало неподдельный, пьяный восторг.
После танца Луи, не теряя времени, пригласил одну из девушек — пышную брюнетку с дерзким взглядом. Брагадин, с одобрительной усмешкой, выбрал себе хрупкую блондинку. Я почувствовал его взгляд на себе. Выбора не было. Я кивнул девушке, стоявшей чуть в стороне — стройной шатенке с умными, немного грустными глазами. Она улыбнулась вежливо-профессионально и подошла.
«Меня зовут Катарина, синьор, — сказала она тихо, с легким акцентом, возможно, славянским. — Пойдемте?»
Мы вошли в небольшую комнату. Скромно, но чисто: кровать, столик, пара стульев, тусклая лампа. Запах лаванды и пудры. Катарина сразу же начала расстегивать свой наряд, движения быстрые, привычные.
«Синьор, позвольте помочь вам с камзолом…» — она приблизилась, ее пальцы потянулись к моим застежкам.
Я мягко, но твердо взял ее за запястье. Она вздрогнула, удивленно подняла глаза.
«Нет, Катарина. Не сегодня. Не надо.» Мой голос прозвучал тише, чем я хотел, но твердо.
Она замерла, растерянность сменилась настороженностью, почти страхом. «Синьор? Я… я что-то не так сделала? Вы… недовольны?»
«Нет, — я поспешил успокоить ее, отпустил запястье. — Ты прекрасна. Просто… я не в духе сегодня. Не для этого пришел.» Слова казались неуклюжими, фальшивыми даже мне самому.
Она отступила на шаг, ее глаза сузились, изучающе. «А… зачем тогда?» В ее голосе прозвучало недоверие. Клиенты с такими просьбами обычно означали неприятности.
Я вздохнул, сел на стул. «Чтобы побыть. Поговорить. Выпить, если хочешь.» Я указал на кувшин с вином на столике. «Мне просто… тяжело. А здесь тихо.»
Она медленно опустилась на край кровати напротив меня, не сводя с меня изучающего взгляда. «Поговорить… — она повторила с легкой иронией. — Дорогое удовольствие, синьор. Разговоры в «Рыжем Осле» обычно ведутся не здесь и не так.»