Комната была прежней — скромный островок тишины. Шахматная доска уже лежала на столике.
«Синьор граф, — Катарина поклонилась, но в ее глазах светилось что-то большее, чем профессиональная вежливость. — Я слышала… весь город говорит! О вашем выступлении в палаццо Контарини. Этот… «ноктюрн на флейте водосточных труб». — Она произнесла слова с восхищенной осторожностью. — Говорят, это было… нечто невероятное. Дерзкое. Сильное.»
Я улыбнулся, садясь. «Слухи преувеличивают, Катарина. Просто… несколько строк, которые пришли на ум.»
«Не скромничайте, синьор, — она села напротив, расставляя фигуры. Ее движения были плавными, уверенными. — Я знаю здешних господ. Их не удивить просто так. А вас… вас обсуждают.» Она посмотрела на меня прямо. «Вы умеете удивлять. И в поэзии, и… — она кивнула на доску — в выборе времяпрепровождения здесь.»
Мы начали играть. Атмосфера была легкой, почти дружеской. Она рассказывала о новостях таверны, о капризах клиентов, о хозяйке. Я слушал, задавал вопросы. Ее речь была чистой, мысли — острыми, а шахматная игра — по-прежнему изобретательной. Это был ум, запертый в золотой клетке обстоятельств.
«Катарина, — спросил я наконец, отодвинув ферзя. — Прости, если вопрос нескромен… но как девушка с вашим… умом и воспитанием оказалась здесь?» Я жестом обозначил комнату, таверну, всю эту жизнь.
Она замерла, рука над ладьей. Улыбка исчезла. Глаза опустились на доску, но видели явно что-то другое. Большое, темное.
«История… как у многих, синьор, — начала она тихо, голос потерял теплоту, стал ровным и безжизненным. — Отец — мелкий торговец тканями из Рагузы. Дела шли неплохо. Я училась… много читала. Мать учила музыке, языкам… мечтала о хорошей партии.» Она сделала ход, механически. «Потом… чума. Не настоящая, мор. Просто чума для нашей семьи. Отец поручился за друга… друг сбежал с деньгами кредиторов. Большие деньги. Нашего дома, мастерской… всего, что было, не хватило. Отца бросили в долговую тюрьму. Он… не выдержал. Умер там.» Она замолчала, сглатывая комок. «Мать… не перенесла. Осталась я… и долги. Огромные. Кредиторы… они не церемонятся с девушками-сиротами. Хозяйка «Рыжего Осла»… она заплатила долг. Забрала меня. Вот и вся история.» Она подняла глаза. В них не было слез, только глубокая, выстраданная усталость и горечь. «Воспитание и начитанность здесь… просто дорогая приправа, синьор. Чтобы товар стоил дороже.»
Тишина повисла густая, тяжелая. Я смотрел на нее, и сердце сжалось от несправедливости и жалости. Такой ум, такая сила духа… запертые в этом аду. Мысль ударила, как молния: «Ее нужно вытащить отсюда!» Выкупить у хозяйки? Устроить куда-то? Но как? И главное — не навредить ли ей еще больше, вызвав гнев кредиторов или хозяйки? Это требовало обдумывания, осторожности. Марко должен знать, как такие вещи делаются в Венеции.
«Катарина… — начал я, подбирая слова. — Я… не знаю, что сказать. Это ужасно. И несправедливо.»
Она слабо улыбнулась, поймав искренность в моем голосе. «Жизнь редко справедлива, синьор граф. Особенно к таким, как я. Но… спасибо, что спросили. И что… не делаете вид, что не понимаете.» Она посмотрела на доску. «Ваш ход, кажется. И… не смотрите на меня так. Мне жалко себя только по ночам. Сейчас — давайте играть.»
Мы доиграли партию почти молча. Я победил, но победа была горькой. Когда встал, чтобы уходить, она подошла ближе.
«Синьор, — прошептала она, поправляя несуществующую складку на моем рукаве. Ее пальцы слегка дрожали. — Будьте осторожны. Брагадин… он не так прост, как кажется. Он много спрашивал о вас сегодня. И… о вашем друге. Луи.» Она встретила мой взгляд. В ее глазах была не только симпатия, но и тревога. За меня? «Просто… будьте осторожны.»
Я кивнул, положив на стол не один, а два цехина. «Спасибо, Катарина. За игру. И за предупреждение. До следующего раза.»
«До следующего раза, синьор граф, — она отвесила легкий поклон, но в ее глазах, когда она подняла голову, горел какой-то новый огонек. — И… спасибо вам. За то, что видите человека. А не товар.»
Я вышел, чувствуя тяжесть ее истории на душе и острую необходимость поговорить с Марко. И не только о гильдиях и пошлинах. Мысль о выкупе Катарины из этого ада крепла с каждым шагом. Но как это сделать, не подставив ее и себя? Это был новый, неожиданный фронт в моей венецианской войне. И сдаваться я не собирался.