«Свет… он слишком ярок… — простонал он, щурясь на луч солнца, пробившийся сквозь щель в ставнях. — А звуки… они режут, как нож! Что я вчера пил? Расплавленный свинец?»
«Позавчера. Ты провалялся сутки. Пять кувшинов дешевого вина, смешанного с твоей безрассудностью, — сухо ответил я, подавая ему кувшин с водой. — Пей. Медленно. И не думай о еде пока.»
Он послушно сделал несколько глотков, поморщившись, как от уксуса. «Где я? Как я…? Ох, не напоминай. Помню только, что Беатриче была ангелом… а потом тьма.» Он снова схватился за голову.
В столовой царила тишина, нарушаемая лишь звоном ложек. Я сидел, погруженный в мысли о предстоящем обеде с Брагадином. Марко, верный своему слову, уже принес папку с досье на менялу и четкие инструкции — что говорить, о чем молчать, как парировать возможные провокации. Информация была исчерпывающей и слегка пугающей. Брагадин оказался связан с куда более могущественными силами, чем я предполагал.
Дверь открылась. Вошла Катарина. Она была в простом утреннем платье цвета морской волны, волосы аккуратно убраны. Она несла поднос с теплыми круассанами, но главное — она светилась. Изнутри. Легкая походка, улыбка, играющая на губах, глаза, сиявшие чистым, ничем не омраченным счастьем. Она поставила поднос, встретилась со мной взглядом — и в ее глазах вспыхнула та самая безоговорочная преданность, что была вчера вечером. Быстрый, едва заметный кивок, полный благодарности и тепла.
Луи, сидевший напротив меня и ковырявший ложкой в тарелке с пресным бульоном (единственное, что его желудок мог принять), поднял голову. Его налитые кровью глаза медленно перевели взгляд с Катарины на меня, потом обратно на Катарину. Его брови поползли вверх, выражая немое, но красноречивое: «Что?! Кто?! Почему она здесь и почему выглядит так… чисто и счастливо?!» Он ничего не сказал. Просто уставился на свой бульон, будто надеясь, что тот даст ему ответы на мучительные вопросы. Завтрак прошел в напряженном молчании. Я ел, Катарина тихо занималась делами в комнате, Луи стонал над бульоном.
Тишину нарушил Марко. Он вошел с серебряным подносом, на котором лежал изящный конверт с гербом Фоскарини. «Приглашение от синьоры маркизы Изабеллы Фоскарини, синьор граф. На обед. Сегодня.»
Я вскрыл конверт. Тонкая, душистая бумага, изысканный почерк: «Дорогой граф де Виллар, Ваше присутствие и присутствие Вашего очаровательного друга, месье де Клермона, скрасит мой сегодняшний обед. Будем рады видеть вас в час пополудни. С нетерпением жду интеллектуальной беседы и возможности насладиться Вашим обществом. Ваша, Изабелла Фоскарини.»
Интеллектуальной беседы. Код для «обсудим дела». И явный интерес лично ко мне. Это был шанс, но и ловушка. Изабелла была умна и опасна.
«Луи, — сказал я, откладывая приглашение. — Готовься. Едем к маркизе на обед.»
Луи простонал. «Лео… я умираю. Могу я умереть здесь? В тишине?»
«Нет. Твоя страдающая физиономия добавит мне очков сочувствия. А твоя задача — быть очаровательным, насколько это возможно в твоем состоянии. Хотя бы не падай лицом в суп.»
Ровно в час мы подъехали к элегантному палаццо Фоскарини на Гранд-канале. Луи, бледный, но тщательно причесанный и переодетый, держался героически. Маркиза встретила нас в просторной, залитой светом гостиной. Она была в платье глубокого изумрудного цвета, подчеркивавшего ее статность и острый ум в глазах.
«Граф! Месье де Клермон! Как я рада! — Ее улыбка была ослепительной, но взгляд, скользнувший по Луи, мгновенно оценил его состояние. — Месье де Клермон, вы выглядите… утонченно бледным. Надеюсь, вчерашний вечер стоил таких жертв?»
Луи попытался улыбнуться, получилось скорее гримасой. «Каждая жертва во имя прекрасного, синьора маркиза, — пролепетал он. — Но сегодня… сегодня я весь — внимание к вашему обществу.»
Обед был изысканным: легкие закуски, рыба под цитрусовым соусом, фруктовый шербет. Беседа текла гладко, как вода в канале за окном. Изабелла искусно направляла разговор — от легких сплетен о вчерашних гостях Контарини (где она мимоходом упомянула, что мой «ноктюрн» произвел неизгладимое впечатление) к вопросам о французской моде, а оттуда — к намекам на торговые предпочтения Венеции. Она ловко зондировала почву, пытаясь понять мои истинные цели и возможности. Я отвечал уклончиво, но с достоинством, компенсируя немногословность глубиной замечаний. Луи, к его чести, старался. Он вставлял остроумные (насколько позволяло похмелье) реплики, льстил хозяйке и даже сумел рассказать анекдот, не вызвав недоумения. Казалось, все шло хорошо. Слишком хорошо.