Катарина стояла тихо, ее сияние от вчерашнего вечера померкло. Настороженность, почти страх, скользнул в ее глазах. Она быстро опустила взгляд, ничего не сказав. Я не придал этому особого значения, списав на естественную робость перед грядущими переменами.
«Это часть… соглашения, Луи, — пояснил я устало. — И да, возможно, я слегка сошел с ума. Но что сделано, то сделано.» Я удалился в кабинет, оставив их переваривать новости.
За столом я взялся за отчет королю. Перо скользило по бумаге, описывая подписанные контракты с Дзено и Изабеллой, светские успехи, намекая на укрепление позиций Франции в Венеции. Сухо, формально. Но по мере написания внутри росло беспокойство. Что-то глодало. Я отложил перо, глядя на пламя свечи.
Брагадин. Имя всплыло, как щербатый зуб, о который нечаянно касаешься языком. Я целиком погрузился в «легальные» дела — школы, приюты, контракты, спасение Катарины, теперь вот этот Оттавио… А основная миссия? «Найди Змею. Раздави Голову»? Брагадин был ключом, ниточкой, ведущей к Морозини. А я… я жду сыра и вина от Армана, как школьник ждет подарка. Где посылка? Почему нет вестей? Я упускал время, увлекшись побочными битвами, забыв о главной войне. Холодный пот выступил на спине. Фортуна улыбалась, но Змея могла укусить из самой сладкой тени.
К ужину в столовой царило напряженное молчание. Луи дулся, уткнувшись в тарелку, изредка бросая на меня обиженные взгляды. Катарина не спустилась вовсе — Марко доложил, что она просила передать, что не голодна. Я кивнул, понимая ее тревогу. И вот он вошел.
Оттавио Фоскарини. Молодой, лет восемнадцати, хорошо сложенный, одетый с вызывающей роскошью, которая граничила с вульгарностью. Его темные волосы были тщательно уложены, лицо — красивое, но с капризным, надменным изгибом губ. Он вошел, не торопясь, окинул столовую снисходительным взглядом, едва кивнув мне.
«Граф, — произнес он, растягивая слово. — Матушка сказала, что я буду гостить у вас. Надеюсь, у вас найдется что-то… интересное. Или хотя бы приличное вино.» Он плюхнулся на стул без приглашения, отодвинул предложенное блюдо кончиками пальцев. «Это? Слишком просто. У нас дома такую еду слугам подают.»
Луи замер с вилкой на полпути ко рту, его глаза сузились. Я видел, как его пальцы сжали рукоять ножа. Ревность к моему вниманию сменилась мгновенной, жгучей антипатией к наглецу.
Я посмотрел на Оттавио, оценивающе, холодно. «У нас здесь не дворец Фоскарини, Оттавио. И не трактир. Здесь дом. И в нем есть правила. Первое: уважение к хозяевам и еде, которая подается. Если что-то не по вкусу — вежливо откажись. Но оскорблять стол — недопустимо. Понятно?»
Он фыркнул, откинулся на спинку стула, заложив руки за голову. «Ох, как строго. Матушка предупреждала, что вы будете читать нотации. Ладно, ладно, буду… вежлив.» Слово «вежлив» прозвучало как оскорбление.
Ужин прошел в тягостном молчании. Луи не проронил ни слова, лишь изредка бросал на Оттавио взгляды, полные ледяного презрения. Я отвечал на редкие, капризные вопросы Оттавио о развлечениях Венеции односложно. Мыслями я был далеко — с Брагадином, с не пришедшей посылкой, с забытой, но смертельно опасной Змеей. И с Катариной, которая испуганно затаилась наверху. Этот избалованный юнец был не просто обузой. Он был живым напоминанием, что я отвлекся от главного. И что исправить это надо было немедленно. Завтра первым делом — к Марко. Искать вести от Армана. Искать нить, ведущую к Змее. Пока она сама не нашла меня. И не ужалила в спину, пока я нянчусь с чужими детьми.
Глава 22: Утро столкновений и тревожных теней
Утро в палаццо де Виллар встретило меня не ароматом надежды, а тягучим напряжением. Солнечные лучи, падавшие в столовую, казались холодными, а воздух был наполнен не запахом кофе, а немой враждебностью. Луи сидел за столом, уткнувшись в тарелку с видом глубоко оскорбленного мученика. Его вилка агрессивно ковыряла омлет. Оттавио Фоскарини, напротив, развалился на стуле с театральной небрежностью. Его роскошный, но кричащий камзол был расстегнут, волосы — небрежно растрепаны, а на лице застыло выражение скучающего превосходства. Он медленно пил кофе, громко прихлебывая, и явно наслаждался атмосферой дискомфорта.
Катарины не было. Ее пустой стул был немым укором.
Я сел во главе стола, чувствуя, как тяжесть вчерашних решений давит на плечи. Я попытался начать завтрак, но тишину нарушали только громкие глотки Оттавио и металлический скрежет вилки Луи по тарелке.