В ту же ночь книга исчезла вместе с Марко. А мы остались в палаццо, в котором вдруг стало очень просторно и очень тихо. Это было затишье, но не перед бурей, а внутри ее глаза. Мы ждали.
Неделя прошла в мучительном напряжении. Марко вернулся на третий день, бледный, но довольный.
— Обнаружил. Рвет и мечет. Под подозрением все: слуги, гости, даже его любовница. Но след я кинул. В сторону одного из его кредиторов-генуэзцев. У них свои счеты, они будут грызться друг с другом. У нас есть немного времени. И я сделал, как договорились: письмо ушло с курьером к маркизе де Эгринье. Теперь все зависит от скорости и влияния вашей тетушки.
Этой неделей воспользовалась Катарина. Она, вернувшаяся от синьоры Манферди посвежевшей и немного более уверенной в себе, словно оттаяла по отношению к Оттавио. Возможно, сработала жалость к загнанному зверю, каким он все еще был. Они много времени проводили вместе, главным образом за шахматной доской. И здесь Катарина, к изумлению и ярости Оттавио, была непобедима.
— Шах и мат, — ее тихий голос звучал как приговор.
— Это невозможно! Ты жульничала! — его крик сотрясал люстры.
— Я просто думаю на два хода вперед, синьор Оттавио. Вам стоит попробовать.
Он вскакивал, смахивал фигуры на пол и, багровый от бессильной злости, вылетал из гостиной. Мы уже знали, что будет: в его комнате раздавался грохот падающей мебели, скрежет разбиваемой посуды и приглушенные ругательства. Через полчаса он возвращался, бледный, с идеально уложенными волосами и холодной маской презрения на лице, и требовал реванша.
Впервые застав последствия такого погрома — перевернутый стул, осколки вазы, изодранные в клочья письма — я не сдержался и врезал ему подзатыльник, от которого он едва не приземлился в камин.
— Прибери. Сейчас же. И если я еще раз увижу хоть пылинку не на месте, ты будешь мыть полы во всем палаццо.
С тех пор его ярость находила выход лишь в том, что его губы складывались в тонкую, нитевидную полоску немого презрения ко всему миру. Но он упрямо продолжал играть. Его единственной целью стало победить Катарину. А ее звонкий, чистый смех, раздававшийся после каждой её сокрушительной победы, странным образом наполнял дом чем-то похожим на жизнь и даже радость, отчего Луи язвительно хмыкал: «Смотри-ка, а ведь щенок преображается», — а я лишь отмахивался. Глядя на них, я ловил себя на мысли, что в этой безумной игре появился неожиданный, хрупкий смысл — спасти этих двоих от хаоса, что мы сами и принесли в их жизни.
Прошла еще неделя. Вечером я возвращался от Изабеллы Фоскарини. Она была взволнована и благодарна.
— Он меняется, граф, я вижу! Он стал… тише. Задумчивее. Умоляю вас, не бросайте его, когда вас отзовут. Возьмите с собой. Во Францию. Хоть на год.
Я дал слово. Одно дело — отчитываться перед матерью о проделанной работе, другое — оставить необстрелянного юнца с порохом в крови один на один с венецианскими интригами. Да, мы возьмем его.
Изабелла проводила меня до выхода и на прощание, понизив голос, добавила:
— И поспешите, Леонардо. Тучи над вами сгущаются. Здесь вам становится опасно. Добейтесь от своего короля возвращения.
Ее слова висели в сыром вечернем воздухе, пока я шел по пустынным, окутанным туманом улицам. Фонари мерцали, отбрасывая длинные, рваные тени. Я ускорил шаг, рука сама легла на эфес шпаги. Тяжелая дверь нашего палаццо была уже видна в конце узкого переулка, темный провал в стене, сулящий безопасность.
И не зря.
Из тени глубокого дверного портала соседнего здания на меня набросились двое. Я рванул шпагу из ножен, парировал первый удар кинжалом, отскочил к стене, чтобы не окружили. В этот момент сзади, со стороны канала, подбежал еще один.
— Умри! — кто-то прохрипел.
В свете дрожащего фонаря я увидел лицо того, кто напал спереди, и на миг показалось, что я смотрю в искаженное гримасой ярости зеркало: тот же овал лица, разрез глаз, цвет волос. Поразительное, пугающее сходство, игра слепого случая.
Мозг отказывался верить, на миг показалось, что я сражаюсь с призраком или сошел с ума. Холодная волна ужаса прокатилась по спине — это было противоестественно, словно сама Судьба скривила зеркало, чтобы посмеяться надо мной.
И в этот миг, отбивая очередной удар, меня осенила молниеносная, циничная мысль: его смерть — мой шанс. Шанс исчезнуть, стать призраком, пока настоящие убийцы охотятся на тень. Пусть все решат, что это я лежу здесь в темном переулке. Это даст нам время, которого так не хватает.
Яростная ярость придала мне сил. Я пропустил удар, поймал руку нападавшего и, провернув, всадил ему шпагу под ребро. Он хрипло ахнул и осел. Но в тот же миг острая боль пронзила мне плечо — удар кинжалом сзади. Я крутанулся, пытаясь выстоять, почувствовал удар по голове… и мир уплыл в темноту.