Роман тоже.
Утренний свет разливался по ним, когда они тихо лежали, все еще слившиеся телами воедино, с сердцами, бьющимися в унисон.
Проходили дни, недели, и Теодосия однажды удивилась, что не может вспомнить число: попыталась считать, но время ускользало от нее и вскоре совсем перестало иметь какое-либо значение.
Все заслонил собой Роман: в чудесном мире, который он ей представлял, она играла с ним — под деревьями и открытым небом, танцевала, и он кружил ее по бальным комнатам лесов и цветочных лугов; пела с ним бесконечно прекрасную симфонию природы, которая сопровождала их повсюду.
Она любила его: под покровом высокой изумрудной травы, на мягком ложе из листьев или в искрящихся ручьях; отдавалась на рассвете, в знойную жару полудня и под мерцающими звездами прохладных ночей.
Никогда не оставалась без него — днями находился рядом с ней, а ночами заполнял все сны.
И ее счастье не знало границ.
— Жаль, что у тебя такое плохое настроение, Теодосия, — однажды вечером заметил Роман. Прислонившись спиной к дереву, он чистил нож мягкой тряпочкой и слушал, как звонкий смех Теодосии разносится вокруг — играла с малышом опоссумом, которого ему удалось поймать. Теперь она смеется все время, подумал он. Любая глупость смешила ее.
Сидя у костра на куче сложенных одеял, Теодосия рассмеялась еще громче, когда маленький зверек обкрутил свой длинный хвост вокруг своей голой спины и начал дергать ее за волосы маленькими цепкими лапками.
— Не могу поверить, что было время, когда отказывалась спать без ночной рубашки, — заключила она, погладив спинку опоссума и улыбнувшись, когда тот зашипел от удовольствия. — Теперь хожу по лесам и полям нагая, как…
— Как мне нравится, — закончил за нее Роман. Его тело было обнаженным, как и ее, ибо они не утруждали себя одеванием после купания в ближайшем озере. — Но согласись, как приятно не носить одежду постоянно.
Она дотронулась до розового носика опоссума.
— Да, — согласилась она с улыбкой. — В самом деле, мне кажется, что в следующий раз, когда придется долго носить одежду, она будет мне в тягость.
Роман закончил с ножом и сунул его снова в кожаный чехол.
— И не носи ее подолгу. А это идея. Как насчет того, чтобы остаться здесь на некоторое время и пожить нагишом?
— Как Адам и Ева, и это будет наш Эдем.
— Не хочешь немного почитать, Ева? — усмехнувшись, как обычно, достал две книги из ее сумки.
— Селезенки или секс-руководство? — спросил он, подняв оба тома.
— Селезенки, пожалуйста. Он оглядел обложки.
— Сегодня нет настроения для селезенок.
— Хорошо. Тогда секс-руководство.
Он бросил медицинский учебник обратно в сумку, подошел к костру и сел рядом с ней.
— Твой друг еще слишком мал, чтобы быть рядом, пока мы будем читать это, Ева.
Она погладила мягкий мех опоссума, посадила его на землю и понаблюдала, как зверек убежал в лес.
— Ты прекрасна, знаешь это? — спросил Роман, глядя, как свет костра мерцает на ее бледном теле и длинных золотых волосах.
Его комплимент побудил в ней волну чувств. Она наклонилась к нему, влекомая больше чем желанием, больше чем страстью.
— Испытываю незнакомые чувства, — прошептала она.
Она ничего больше не объяснила, да и не нужно было. Роман испытывал то же странное, властное чувство, но если у Теодосии нет для него названия, то и он не станет пытаться определить его.
— Книга, — напомнила она, приблизив к его губам свои. — Мы собрались читать книгу.
— Да, книга. — Вернувшись из властных чар нахлынувшего на него чувства, он сунул пальцы между страницами и наугад открыл книгу.
Взглянув на открытую страницу, уставились на детальную картинку, изображавшую мужчину, который, используя язык, руки, стопы и член, занимался любовью с не менее чем шестью женщинами одновременно.
— Пора отправляться на Тибет, — насмешливо заметил Роман, переворачивая страницу, на которой была другая иллюстрация: мужчина, обвязанный веревками вокруг запястий и лодыжек, висел, подвешенный к перекладине потолка в состоянии полной эрекции, а четверо мужчин, держащих веревки, опускали его на распростертую на полу женщину.
— Нет, все-таки лучше Техас, — решил Роман вслух.
Хихикнув, Теодосия полистала книгу дальше, затем задержалась на одной странице.
— Попробуем вот так.
Роман нахмурился. Картинка изображала пару, занимающуюся любовью в сидячем положении с ногами, поднятыми и сомкнутыми за головой.